Вячеслав Тихонов - [8]
Егор Булычов и другие
Егор Булычов и другие
Через несколько лет я снова набрал уже известный мне телефон Вячеслава Васильевича и сделал предложение совершенно просто дикое и невозможное для него. Но он опять подумал и сказал: «Да, давай, давайте, мне это очень интересно».
Егор Булычов и другие
Это было предложение сыграть попа Павлина в экранизации пьесы Горького «Егор Булычов и другие». Вячеслав Васильевич приехал на студию, и мы опять занялись прежде всего поиском внешнего облика. В этот раз он нашелся как-то быстро, почти сразу. Нужно сказать, что на «Егоре Булычове» работала художником-гримером замечательный художник-гример Тамара Гайдукова, которая работала, во-первых, с Вячеславом Васильевичем на фильме Бондарчука «Война и мир», и она делала князя Андрея. Вот. И потом она также работала у Андрона Кончаловского на фильме «Дворянское гнездо» и делала Леню Кулагина. И таким образом, Тамара Гайдукова как бы свела массу таких самых разнообразных художественных таких поисков — и моих, и Вячеслава Васильевича — вот в одну такую очень тонкую и очень сложную пластическую работу грима попа Павлина.
Нужно сказать, что Вячеслав Васильевич сыграл эту небольшую роль с очень большой силой самоотдачи… Там же тоже какая-то существует ерунда с этим попом Павлином, про которого всякие досужие критики писали, какой он вообще ужасный поп и как он вообще может молоть всякую ерунду, значит, богословскую ерунду в ответ на живые требования жизни. И в общем все это естественно, тоже без всяких разговоров уже. Там очень ценно было на этой картине, что разговоров почти не было, все это Вячеслав Васильевич отмел как такую, так сказать, не относящуюся к делу чушь. И играл он глубоко верующего и глубоко изверившегося человека одновременно. То есть вот эта вот двойственность человека, желающего верить, человека, который с точки зрения богословской гениально знает все, что связано с высшим разумом или с высшими нравственными ценностями мира, который смотрит вокруг себя и видит, что как бы ничего у него одно с другим не съезжается, не сходится. И при этом при всем он оставляет в себе вот эту вот веру… Да, веру человека, который служению этой вере отдал всю жизнь, но который не может быть просто примитивным, глупым попугаем, который повторяет одно и то же, одну и ту же чушь, которая не съезжается с действительностью. Вот, она — небольшая роль, но как она по-человечески была сделана, эта, в общем-то, нечеловечески плохо написанная великим пролетарским писателем Горьким роль!
Доживем до понедельника
Доживем до понедельника
И я ему необыкновенно благодарен за то, что он мне помог из в общем-то ходульной и хрестоматийной такой ерунды, идеологической ерунды сделать вот такую вот глубоко человеческую историю. Причем он был потрясающим совершенно партнером Михаилу Александровичу Ульянову, который играл Егора.
Доживем до понедельника
И мало того что они очень привечали друг друга и очень хорошо, нежно и расположенно относились друг к другу, — у них на протяжении всей картины было такое странное соревнование, соревнование двух великих звезд. А они были к этому моменту величайшими звездами советского кинематографа. Опять я был в глупейшем положении, потому что я был дебютант, снимающий теперь первую полнометражную картину. А это были суперзвезды — великие топ-звезды советского кино.
Семейное счастье
Семейное счастье
И я вспоминаю одну историю, как озвучивал Михаил Александрович Ульянов. Он ужасно не любил и не мог озвучивать то, что он сыграл на съемке. То есть мог, конечно, но он делал это так мучительно, через такое нежелание. И он все время хотел еще под это подвести какую-то научную основу. И требовал, чтобы его подключили к какой-то электронике. Его там подключали на какие-то немыслимые приборы. Он был весь как космонавт, весь в проводах… И когда ему нужно было начинать говорить реплику, его бил там разряд легкого электрического тока, чтобы он попадал. Он начинал, но все равно он начинал через две реплики начало своей реплики. Это был такой цирк! А тогда озвучивали не как сейчас, отдельно, тогда озвучивали сценами. И рядом стоял Вячеслав Васильевич Тихонов, который… ну просто он мог попасть с закрытыми глазами, совершенно не глядя на экран, глядя в пол, абсолютно не наблюдая за своей собственной артикуляцией. И это была такая трогательная пара. Один стоит, подключенный на все электрошоки и электротоки, космонавт практически, великий космонавт Ульянов, который никак не мог попасть в собственную артикуляцию точно, и «измученный нарзаном», Вячеслав Васильевич Тихонов, который все это терпел, терпел, терпел, терпел… А потом сказал: «Миш, смотри». Сказал. Это. Я видел это своими глазами. Я был поражен абсолютно. Он сказал: «Миш, смотри». Он повернулся к экрану спиной, Тихонов. К экрану спиной. Он не видел ни своей этой самой артикуляции, ни ульяновской артикуляции, просто спиной повернулся. Он видел только в окошечке от проекции маленькие фигурки. И вот он, не глядя на экран, только глядя на проекцию, идеально синхронно озвучил все за себя и за Ульянова, причем еще изменив тембрально голос, чтобы было похоже на Михаила Александровича. И он на него так посмотрел: «И что ты мне этим доказал? Ну вот что ты мне этим доказал?» И тот хохотал просто до упаду, а «космонавт» чуть не плакал от ужаса. Вообще вот так мы очень весело и как бы по-семейному снимали эту картину, где Михаил Александрович, на мой взгляд, сыграл самую сильную и самую подлинную трагическую роль человека, всю жизнь прожившего на чужой улице. Вот эта вот такая, может быть, главная тема и жизни Михаила Александровича целиком — всю жизнь с большим, невероятным успехом и пафосом утверждения прожить свою личную человеческую жизнь на совсем чужой улице. И может быть, самой тонкой, несмотря на то что в картине снималось огромное количество действительно великолепных звезд того времени: и Лапиков, и Капелян, и Жора Бурков, и Лена Соловей, и Женя Стеблов, и Римма Маркова, и Русланова, — вот во всем этом блистательнейшем созвездии актеров самой, что ли, сосредоточенной и самой чистой звучала партия, которую вел поп Павлин.
