Вы точно доктор? Истории о сложных пациентах, современной медицине и силе юмора - [74]

— Я знаю, что вы не одобряете вооруженную борьбу, доктор, но вы не так долго здесь живете. Вам не приходилось мириться с дискриминацией, преследованиями, с тем, что вас заставляли чувствовать себя второсортным. Вы врач, вас не преследуют на улице, вашу семью не избивают, и каждую пару недель ваш дом не подвергается набегам.

В его словах была доля правоты. Мы, врачи, были лишь свидетелями многих трагедий и несправедливостей, но я слишком разозлился, чтобы извиняться.

— Послушайте, Энтон, я пробыл здесь достаточно долго, видел слишком много молодых жизней, унесенных Смутой, и в этом виноваты ты и твоя вооруженная борьба. «А ты сидел с майорами на базе и гнал глупцов-героев к верной смерти»[169]. Правда и неправда не входят в мои обязанности, но у нас есть еще одна молодая жизнь, которая сейчас гаснет на заднем сиденье этого фургона, и ее мы могли бы спасти. Ты не лысый и не задыхаешься, но, кроме этого, ничего не меняется.

— Уилфред Оуэн[170], — кивнул Энтон. — Очень хорошо. Док, ты должен был быть в Кеше.

— Зигфрид Сассун на самом деле, — сказал я.

Мы выехали с проселочной дороги на главную и направились к границе, находившейся всего в полутора километрах от нас. И только мы сделали второй поворот, встречная машина мигнула нам фарами — традиционный местный сигнал о том, что впереди армейский блокпост.

Энтон тут же остановился.

— Больше нельзя рисковать и ехать на машине, иначе нас схватят, — сказал он. — Отсюда пойдем пешком.

— Дела идут все лучше и лучше, да? — заметил я.

— Вы слышали, чего он хочет, док.

— Я слышал, что сказал один введенный в заблуждение парень. Отсюда и до границы местность суровая. Мы не можем нести его всю дорогу; нам придется разбудить его, и ему будет неприятно.

— Делайте все, что потребуется, — сказал Энтон, — но только побыстрее. Нам придется сделать немаленький круг, чтобы объехать КПП. У них всегда есть разведчики.

Энтон открыл ближайшую калитку и вывел машину в поле, плотно прижавшись к живой изгороди для укрытия.

— Настоящая высокотехнологичная война, правда? По крайней мере, сегодня хороший день, — сказал я.

Я легонько встряхнул Джеймса, он пошевелился и открыл глаза.

— Мы уже приехали, док? — спросил он, как ребенок в долгой поездке на машине.

— Скоро, Джеймс, очень скоро, — пообещал я. — Но сначала нужно немного прогуляться.

Он взглянул на холм перед нами и закрыл глаза.

— Нет проблем, док, — сказал он. — То, что нас не убивает, делает нас сильнее.

— Только не Ницше, пожалуйста, — попросил я. — Разве тебя ничему не учили в тюряге? Следующим будет Киплинг.

— В Киплинге нет ничего плохого, — вмешался Энтон, бросая ветку на машину. — Вроде бы сочувствовал империалистам, но на самом деле понимал простых людей.

Я взял Джеймса за одну руку, Энтон за другую, и мы побрели через поле. Первые метров восемьсот прошли легко — пологое пастбище, скрытое в зарослях ясеня и шиповника. Затем уклон стал круче, а земля — менее ровной, поросшей жестким вереском и густой травой. Мы миновали военный наблюдательный пост, один из многих, гирлянды которых украшали холмы Южной Армы, но никто из нас даже не взглянул на него. Эти посты были декоративными, редко там встречались люди.

Джеймс вздрагивал, когда шаг давался ему тяжело, да и сам я все сильнее изматывался. Наконец мы подошли к вершине холма.

— Подожди здесь, — сказал Энтон и пополз вперед — посмотреть, что на другой стороне.

— Похоже, чисто. Пойдемте. Теперь мы почти в безопасности. Граница всего в ста метрах.

Только он замолчал, как прямо над его головой пронесся вертолет. Винты оглушительно грохотали, горные травы прижимало к земле, словно в бурю.

— Давай, мы успеем, если поторопимся, — настаивал Энтон, но я видел, что поросший папоротником спуск очень крут. Как его преодолеть — совершенно непонятно.

— Нельзя нам торопиться, — сказал я. — Если он хочет когда-нибудь снова ходить, торопиться нельзя.

Энтон задумчиво посмотрел на меня.

— Хорошо, док, — решил он наконец. — Вы главный, пойдемте так.

Мы начали спускаться с холма и по счастливой случайности оказались на протоптанной в папоротниках овечьей тропинке, скользкой, шириной меньше метра — но мы по крайней мере видели, куда ставить ногу. Чуть впереди поросль редела, а затем сливалась в ровное поле, и на дальнем конце этого поля я увидел ворота.

— Эти ворота прямо на границе, — сказал Энтон, — там нас кто-нибудь встретит.

— Почти приехали, Джеймс, — подбадривал я, — еще несколько ярдов.

Раздался выстрел, и я почувствовал, как что-то просвистело над головой.

— Ложись! — крикнул Энтон.

— Какое на хрен ложись, — сказал я, пригибаясь как можно ниже. — Если ты не заметил, я держу Джеймса.

— Да, док, извините, это я по привычке. В любом случае выстрел предупредительный. Но, знаете, стреляют они довольно метко, так что давайте скроемся на всякий случай. И, док, пожалуйста, следите за языком — рядом молодой парнишка.

Мы уложили Джеймса со всей осторожностью и опустились рядом с ним на колени.

Нас окликнули через громкоговоритель.

— Стойте, где стоите, мы видим всех троих, — раздался голос. — Встаньте и подойдите вперед с поднятыми руками, чтобы мы их видели, иначе будем стрелять. Это единственное предупреждение.