Вы точно доктор? Истории о сложных пациентах, современной медицине и силе юмора - [49]

Он и его отец Бернард одними из первых осознали, какую драгоценность представляют собой восточноафриканские заповедники и в какой смертельной опасности они находятся. Вместе они боролись за спасение фауны, стремясь сообщить ничего не подозревающему скучному миру о надвигающемся кризисе.

Но те, кого любят боги, умирают молодыми. Если хорошенько прислушаться, можно услышать шелест крыльев ангела. Михаэль Гржимек трагически погиб в 24 года, когда его маленький самолет разбился на равнинах Серенгети — возможно, после столкновения с грифом. Портрет Михаэля висит в хижине с видом на кратер Нгоронгоро, на высоте 2743 м на склоне Рифтовой долины. Мальчишеская улыбка, сверкающие зубы, яркие глаза, развевающийся на ветру шарф — он останется навсегда молодым, старость никогда не коснется его, юного Адониса на господних полях.

На меня сильно повлияла книга «Когда ты в последний раз видел своего отца?», написанная Блейком Моррисоном. Ее автор не боится воспоминаний, его прямота поразительна. Он рассказывает о смерти своего отца от рака и о том, когда в последний раз видел его таким, каким тот был на самом деле, до болезни, — терапевтом, крупным, крепким и практичным человеком. Последний эпизод, запомнившийся Моррисону, — как отец повесил люстру, а затем сказал: «Отлично. Что теперь нужно сделать?»

Это мысль, которую я пытаюсь донести до своих пациентов. Меня всегда беспокоят два вида трупов, которые мы видим в гробу после продолжительной опухолевой болезни. Они кажутся либо чахоточными и истощенными, либо толстыми и раздутыми как на стероидах, но в любом случае почти неузнаваемыми. Они не похожи на людей, которыми когда-то были.

Поэтому, когда их отец, мать, сестра или друг лежат в гробу, я отвожу их в сторону и говорю: «Не запоминайте этого человека таким, какой он сейчас. Он бы этого не хотел. Не вспоминайте его больным и не печатайте для памятника или чтобы вставить в рамку на поминки последние фотографии, где у него сморщенное лицо, напряженная улыбка, а одежда висит, как будто бы она на два размера больше. Найдите его старую фотографию, вспомните его таким, каким он был раньше: здоровым, румяным, энергичным. Как прыгал через канаву в деревне, держа на руках детей. Как хохотал в толпе гостей на свадьбе. Подумайте о нем так, каким вы его хотите запомнить, каким он был на самом деле. Смерть — это всего лишь кода в конце жизни, она не делает эту жизнь менее стоящей».

* * *

Увидев фотографию Михаэля Гржимека, я подумал: «Если бы я хотел, чтобы меня запомнили, то только таким».

А потом я подумал еще: «Да, я мог бы одолеть бигмак».

Колоноскопия (1): дико неудобно GP, 16 апреля 2009 г.

Помните старые добрые времена, когда мужчины были мужчинами, а исследования верхнего отдела желудочно-кишечного тракта что-то да значили? Когда вы только приступали к колоноскопии или готовились сделать клизму с барием и уже почти не сомневались, что удастся что-то обнаружить. Когда для этой процедуры требовалось выхлебать четыре литра помоев накануне вечером. Пациенты были благодарны: все столь неприятное и отвратительное наверняка полезно.

Я помню, как, учась в Дублинском университете, присутствовал на демонстрации первой колоноскопии в Ирландии. Какой-то хирург-карьерист провел пару недель в Америке и притащил с собой не только акцент янки, но и новомодный образ жизни.

Это был тяжелый случай. Кишечник пациента/жертвы (как врач умудрился получить согласие?) был вычищен со всей тщательностью, и аудитория ждала с нетерпением и некоторым скепсисом.

Скептицизм разросся до масштабов эпидемии, едва мы увидели размеры орудия. Все ахнули от ужаса, когда хирург вытащил предмет размером с кулак, вполне уместный в фильме ужасов. Кто-то на задних рядах упал в обморок, и его тут же радостно затоптали.

Медсестры театрально вкатили пациента, повернули на бок, и его анус расцвел перед нами темной розой, совершенно не подозревая об оказанной ему чести.

Хирург начал вводить эндоскоп, постоянно поясняя, насколько проста и легко переносима процедура. К сожалению, быстро выяснилось, что пациенту дали недостаточно обезболивающего.

— Больно, — захныкала жертва, извиваясь, как уж на сковородке, в попытке избежать свидания с судьбой, которое в реальном мире можно было бы считать преступным нападением.

— Нет, это не так, ты в порядке, у тебя все отлично, ты почти ничего не чувствуешь. — Хирург проигнорировал его мольбы, воспользовавшись возможностью засунуть эндоскоп еще на несколько сантиметров глубже.

Всхлипы превратились в мучительные крики, почти музыкальные — контрапункт к хихиканью студентов-медиков.

— Стойте! Пожалуйста, остановитесь! — умолял пациент.

— Все в порядке, все в порядке, — настаивал хирург, и танец продолжался до тех пор, пока кто-то не сжалился над жертвой и не включил пожарную сигнализацию.

И когда толпа устремилась к выходу, хирург торжественно объявил:

— Мы перед лицом будущего.

Колоноскопия (2): светлая сторона BMJ, 23 сентября 2000 г.

Мы, врачи, тоже люди со всеми возможными слабостями, и поэтому прекрасно понимаем слабости других. Точно так же мы по-настоящему понимаем, каково это — болеть. Но только когда заболеем сами. Умозрительность не заменяет горького опыта.