Вы любите Вагнера? - [44]

В тот день Василий Карпович пригласил его на небесную прогулку. “Чудесная штука”, — сказал он, поглаживая фюзеляж биплана. Богатырский был человечище, жадный к жизни, работающий как вол и не признающий никакого лекарства, кроме работы.

Когда они перелетали Падун, ошеломленные величием родной земли, Василий Карпович сказал ему:

— Наша страна словно эта река: сильная, необъятная, спокойная и непобедимая. Из миллионов капель, слитых в единый неудержимый поток, образуется она. Так и страна — из миллионов человеческих судеб, устремленных к единой цели.

И после короткой паузы снова проговорил своим хрипловатым голосом:

— Наша страна, Сергей Сергеевич, как набатный колокол, и голос ее слышен далеко в мире.

Он любил звучные сравнения и даже вспыхивал, когда говорил о России.

Сергей подумал: “Куда война забросила его теперь? Жив ли?” Последняя весточка от него пришла с Центрального фронта, где он летал на легком бомбардировщике.

Наконец он догадался, почему ему вспомнился Василий Карпович. Часы! Часы, громко отбивавшие вечернее время.

Закололо в груди, и он снова закашлялся.

“Ничего не скажешь, здорово мне перепало. Никакая лошадь не выдержала бы на моем месте. Две ночи под открытым небом, и еще держусь”.

Теперь, лежа в тихом уютном помещении, он вспоминал обо всем спокойно и отрешенно, как о ком-то другом, которого он хорошо знал.

“Самой кошмарной была первая ночь, когда я влез в машину, опасаясь, что меня заметят. А перед этим я раздел того беднягу железнодорожника возле станции. И малоутешительное утро. Часами дрожать на улицах, в отчаянии и страхе, не имея ничего другого в перспективе, как в случае чего стрелять в них и погибнуть самому”.

От такого воспоминания он даже вздрогнул.

XXIV

В комнате было темно. Но Альбер Перришон не торопился включать свет: надо было опустить маскировочные шторы, а вставать ему не хотелось.

Страховая контора размещалась на втором этаже старого частного отеля. Комната, где был расположен кабинет Перришона, когда-то была спальней, и на стенах еще сохранились старые, выцветшие обои с цветами. Облупленные головки амуров, венчавшие карнизы, были подобны легкомысленным копиям строгих барельефов, украшавших фронтоны соборов. Выложенный черным мрамором и потрескавшимися желтыми плитами камин был завален старой обувью, а в зеркале, засиженном мухами, отражались полки с картотекой и две новенькие этажерки в углу.

Сидя за рабочим столом, Альбер Перришон крутил в руках деревянный нож для разрезания бумаг н посматривал на Андре Ведрина, стоявшего у окна.

— Немцы расклеили но городу объявления, обещая награду в пять миллионов тому, кто сообщит о русском, капитане Красной Армии. Это он организовывал покушения, которые вот уже три дня не дают нам покоя.

Пораженный Андре Ведрин посмотрел на Перришона так, словно на площади де Жод увидел вдруг динозавра, читающего бульварную газетку “Ле пти паризьен”. Но ничего не ответил. Как он просмотрел такое важное объявление? Перришон спокойно продолжал:

— Какой-то бродяга польстился на такие деньги и сообщил немцам о нем. Я был свидетелем. Он воспользовался телефоном “Кафе де Пари” и позвонил в гестапо. У меня было деловое свидание в этом кафе… Немцы устроили грандиозную облаву, но все зря. Он спасся. Как именно — понять не могу. Но он убежал, и нам необходимо помочь ему. Я уже дал задание всем нашим людям. Первый, кто увидит его, должен немедленно спрятать. Мы обязаны спасти его.

Андре спросил:

— Но как же с ним договориться, как, собственно, подступиться к нему, если он ни слова не понимает по-французски?

— Есть одно слово, которое звучит одинаково на многих языках. Это слово camarade, товарищ. И еще есть особый язык — язык общих убеждений, общих задач и целей — честных и прямых. Ничего, как-нибудь договоримся. Другого выхода у нас нет.

Андре не мог прийти в себя. Как он попал сюда, этот офицер Красной Армии? Невероятно! Ведь между Россией и Францией огромное расстояние, необозримая территория, охваченная пожаром войны, оккупированная фашистской армией. Все мыслимые! и немыслимые средства связи контролируются немцами. И все же по улицам Клермон-Феррана ходит советский человек и расправляется с бошами!

Ему и в голову не приходило, что русский мог убежать из концлагеря.

— Тебе поручается найти надежное укрытие, где бы он мог спрятаться, пока мы не переправим его к маки, — добавил Перришон.

Он знал своих людей и был убежден, что они обязательно выйдут на русского, разыщут его. и он будет сражаться на их стороне. Его офицерский опыт им очень пригодится.

…Андре машинально взглянул в окно на площадь, окутанную сумерками, и вздрогнул.

“Та женщина в подъезде, вынимающая носовой платок из сумочки… Да это же Анриетта!”

Он даже не узнал своего голоса: неожиданность подействовала на него угнетающе, но страха не было.

Перришон подбежал к нему.

Из машин вышло человек двенадцать, все в шляпах, пальто и плащах. Правая рука в кармане. Трое из них что-то прятали под плащами.

“Автоматы!”

Они действовали четко и быстро: заблокировали все входы и выходы, осторожно стали приближаться к подъезду страховой конторы.