Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя - [119]

Он выглядит… привлекательно?

Я вспоминаю, как ранее отрицала романтический перенос. И я говорила правду – как мне казалось. Но почему сейчас мне так некомфортно? Неужели мое подсознание без моего ведома крутит страстный роман с Уэнделлом?

Я захожу в его кабинет, но задерживаюсь в дверях. Офис тоже изменился. База все та же – L-образная форма дивана, рабочий стол, большой шкаф, книжная полка, столик с салфетками – но цвет стен, ковровое покрытие, картины, кушетка и подушки изменились. Выглядит потрясающе! Ошеломительно. Великолепно. Я, разумеется, о кабинете. Кабинет выглядит шикарно.

– Вы нанимали декоратора? – спрашиваю я, и он кивает головой. Я так и думала. Если предыдущий интерьер был его рук делом, ему однозначно нужна была помощь профессионала. Но обновления идеально подходят Уэнделлу. Новому Уэнделлу. Принаряженному, но все еще скромному Уэнделлу.

Я сажусь на место В, изучаю новые подушки и пристраиваю их за спиной на новой кушетке. Я помню, как нервничала в первый раз, когда села так близко к Уэнделлу, как это место казалось слишком близким, слишком незащищенным. Сейчас я снова чувствую то же самое. Что, если я увлечена Уэнделлом?

Это не было бы чем-то необычным. В конце концов люди обнаруживают, что их влечет к коллегам, супругам друзей и разным мужчинам и женщинам, с которыми они встречаются в течение дня. Почему бы не к психотерапевтам? Особенно к психотерапевтам. В ходе терапии возникают и чувства сексуального характера – а как иначе? Легко смешать интимные переживания романтических отношений или секса с интимным опытом, в ходе которого кто-то уделяет безраздельное внимание деталям вашей жизни, принимает вас полностью, поддерживает без каких-либо условий и отлично вас знает. Некоторые пациенты даже начинают открыто флиртовать, часто не осознавая свои скрытые мотивы (вывести психотерапевта из равновесия; отвлечь его от трудной темы; вернуть себе власть, почувствовав себя беспомощным; отплатить психотерапевту единственным известным пациенту способом). Другие пациенты не флиртуют, зато яростно отрицают любое влечение, как Джон, который сказал мне, что я женщина не того типа, которую он бы выбрал в любовницы. («Без обид».)

Но Джон часто обращал внимание на мою внешность. «Теперь вы выглядите как настоящая госпожа» (когда я делала мелирование); «Стоит быть поосторожнее, некоторые могут заглянуть в декольте» (когда я надевала блузку с V-образным вырезом); «Это ваши самые убийственные туфли на после работы?» (когда я надевала каблуки). Каждый раз я пыталась обсудить его «шутки» и чувства, которые за ними лежали.

И вот теперь я сама отпускаю глупые шутки в адрес Уэнделла и нелепо улыбаюсь. Он спрашивает, является ли это реакцией на его бороду.

– Я просто еще не привыкла к ней, – говорю я. – Но вам хорошо. Оставьте так.

Или не оставляйте, думаю я. Может быть, она меня слишком привле… Отвлекает.

Он поднимает правую бровь, и я замечаю, что его глаза сегодня выглядят по-другому. Ярче? И всегда ли у него была эта ямочка? Что вообще происходит?

– Я спрашиваю потому, что то, как вы реагируете на меня, имеет отношение к тому, как вы реагируете на мужчин…

– Вы не мужчина, – перебиваю я, смеясь.

– Нет?

– Нет! – говорю я.

Уэнделл притворяется удивленным.

– Ну, в последний раз, когда я проверял…

– Верно, но вы знаете, что я имею в виду. Вы не мужчина-мужчина. Вы не парень. Вы психотерапевт. – Я с ужасом осознаю, что снова говорю, как Джон.

За несколько месяцев до этого я обнаружила, что мне трудно танцевать на свадьбе из-за какой-то мышечной слабости в левой ноге – всему виной моя таинственная болезнь. На сессии я рассказала Уэнделлу, как грустно мне было смотреть на то, как все остальные танцуют. Уэнделл сказал, что я все еще могу танцевать на здоровой ноге, мне просто нужен партнер.

– Ну, – сказала я, – разве не потеря партнера стала первопричиной того, что я осела здесь?

Но Уэнделл имел в виду не романтического партнера. Он сказал, что я могла бы попросить кого-нибудь – чтобы можно было опереться на другого человека, если мне нужна поддержка, в танце или в чем-то еще.

– Я не могу просто попросить кого-нибудь, – настаивала я.

– Почему нет?

Я закатила глаза.

– Вы можете попросить меня, – сказал он, пожимая плечами. – Знаете, я хороший танцор. – Он добавил, что раньше серьезно занимался танцами.

– Правда? Какими именно? – Я не знала, шутит ли он. Я попыталась представить себе неуклюжего Уэнделла танцующим – как он путается и спотыкается.

– Балетом, – сказал он без тени смущения.

Балетом?

– Но я могу танцевать что угодно, – продолжил он, улыбаясь моему недоверию. – Свинг, модерн. Что бы вы хотели станцевать?

– Ни за что, – сказала я. – Я не буду танцевать со своим психотерапевтом.

Меня беспокоило не то, что в его предложении было что-то непристойное. Скорее я не хотела таким образом тратить время своей сессии. У меня были вещи, о которых я хотела поговорить – например, то, как я справляюсь со своим состоянием здоровья. Но часть меня также знала, что эта интервенция может быть полезной, что танец позволяет нашему телу выразить эмоции тем способом, который иногда неподвластен словам. Когда мы танцуем, мы выражаем свои скрытые чувства, разговаривая через тело, а не через разум – и это может помочь выбраться на новый уровень осознанности. Собственно, отчасти на этом и построена танцевальная психотерапия. Это еще одна техника, которую используют некоторые психотерапевты.