Ввод - [9]

— Ты зачем это взял?

— Хотел прочитать, думал твоя диссертация. Это правда, Лена?

— Это копии подлинных документов. Я не внесла их в диссертацию, за такой труд власти голову снимут. Отложила, чтобы сжечь.

— Можно я ещё почитаю?

— Читай, но никому ни слова об этом. Он начал читать дальше. Вот вождь громит русскую православную церковь. Приказ от 25 декабря 1919 года. «Мириться с Николкой (Николай угодник) глупо, надо поставить на ноги всё ЧК, чтобы расстреливать не явившихся людей из-за Николки на работу». Так кто же он — без суда и следствия, расстреливающий пленных, больных или верующих, не вышедших на субботник? Даже в опубликованных статьях он называет русских держимордами. Это человек, родившийся в России и истребивший столько русского народа? Внук бедного еврея Бланка, мать — помесь еврея со шведкой, отец — калмыка с чувашем. Так, может, поэтому и живет народ так, потому что у трона разные инородцы толпятся. Цари с их матерями да женами исключительно заморских кровей. Да заморские царицы с их фаворитами Биронами, да наставниками Остерманнами. После Романовых правил помесь калмыка с евреем, затем тридцать лет грузин. Так откуда же может быть любовь к русскому народу, если в семьях им с материнским молоком прививалась к нему ненависть. Вот они, добравшись до трона, ввергают страну в хаос, уничтожая миллионы ненавистных им славян. И как ни странно, такому убийце стоят тысячи памятников и, как фараону, на Красной площади стоит гробница. Древний мир какой-то. А те, после них, Хрущев да Брежнев — это не инородцы. Так что, лучше стало? Россия, какой была, такой и осталась. Видать не только в инородцах дело, а в той звериной сущности тех людей, что рвутся к власти. Молниеносная реакция змеи, атакующая свою жертву, кошачьи повадки тигра, умение действовать в волчьей стае и жадность акулы — вот необходимые звериные качества человека, рвущегося к трону. Без этого ему туда не попасть. Сталин уничтожил перед войной командный состав армии. А Хрущев, чем лучше? Придя к власти, он убрал Буденного, а затем Жукова, несмотря на то, что слова последнего «армия против» помогли удержаться Хрущеву у власти. Убрав основных венноначальников, Хрущев добрался до мелюзги. Объявив сокращение армии, уволил всех старых командиров. А Брежнев убрал всех хрущёвских армейских командиров, под видом омоложения армии. Новоиспечённые лейтенанты стали командовать полками. Выходит, боятся своей армии. И не защита Родины им важна. Гори она гаром — эта Родина — главное, трон и своя шкура. Старый султан умирает, молодой вырезает всех претендентов на власть, невзирая на то, что это его братья. Так было в Османской империи. Молодой лев, изгоняя из прайда старого, прежде всего, уничтожает его детенышей. Вот она, звериная сущность, рвущихся к власти людей.

После этих бумаг Бурцев не мог прийти в себя. Его мировоззрение изменилось. Теперь, когда с экрана телевизора говорили о Леониде Ильиче Брежневе, как о верном ленинце, Бурцев говорил: «Значит и этот убийца». Раздумывая под ритмичный стук колёс, он и не догадывался, что через несколько месяцев он узнает о кровавой драме, а вскоре станет и сам ее участником. Той драме, которая погубит тысячи молодых русских ребят и сотни тысяч афганцев, разрушит их сёла и города. Ввергнет народ в нищету и страдания. И эту драму развяжет «истинный ленинец» Л.И. Брежнев и его стая ненасытных волков.

Поезд остановился. На перроне шумели бегающие люди. Свет фонаря бил в окно, высвечивая узкой полоской стол и дверь в купе. Взяв со стола бутылку минеральной воды, Бурцев отхлебнул прямо с горлышка, и поставил её на стол. В это время снизу рука Марины поймала его кисть. Некоторое время она удерживала его руку, потом тихо прошептала.

— Иди сюда.

Он слез с верхней полки и присел рядом. Затем засунул под одеяло руку. Рука нащупала пуговицы халата, он был уже расстегнут. Бурцев почувствовал упругую Маринину грудь, расстегнул лифчик, затем провёл по животу, спустился до трусиков.

— Подожди, — шептала она, — поезд тронется, не ровен час, кого-нибудь принесет.

Но Бурцев не слушал ее, продолжал ее ласкать, его рука ласкала голое тело Марины, преодолевая ненавистную резинку в трусах. Наконец, поезд тронулся, и Бурцев стал целовать её, горячими губами обжигая тело. Поезд уже во всю силу набрал ход и застучал колесами, забивая этим стуком стоны Марины. Рядом тихо похрапывала Вера Павловна.

Отставание поезда от графика было небольшим. Бурцев крепко спал и сквозь сон услышал голос.

— Молодой человек, пора вставать.

Он открыл глаза, еще не понимая, что обращаются к нему.

— Прибываем, — сказала проводница, стоявшая у головы. — Поднимайтесь, скоро туалеты закрою.

Василий глянул вниз, Вера Павловна и Марина уже сидели одетыми. Свернутые матрасы лежали в углах полок.

— Доброе утро, — сонным голосом прохрипел Бурцев.

— Доброе утро, — почти разом ответили Марина и Вера Павловна.

— Коньяк, хорошее снотворное, — глядя хитрыми глазами на Бурцева, сказала Марина. — Садитесь с нами пить чай.

Бурцев быстро слез, собрал белье, с полотенцем на плече и дорожным несессером в руках, вышел из купе. Вернулся через десять минут. Руками заботливой Веры Павловны по-хозяйски уже был накрыт стол, в стаканах дымился чай. Пили чай молча. Разговор не клеился. Возвращаться к старому разговору об отношении власти и наряда не хотелось. У женщин было приподнятое настроение. Близость дома всегда оказывает на путника необъяснимое приятное ощущение. А Бурцев томился неизвестностью, ожидавшей его впереди. Наконец замелькали городские постройки. С окон вагона уже были видны улицы со светофорами на перекрестках и трамвайными путями. Дыхание крупного города чувствовалось во всем.