Введение в литературную герменевтику. Теория и практика - [32]

По сути дела, той же цели (только несколько иными путями) достигают работы Ю. М. Лотмана конца 60–80-х годов, – работы, в которых текст рассматривается уже не просто как «манифестация» некой единственной модели, единственного универсального кода и т. п., но как результат взаимодействия нескольких различных кодов, как точка пересечения множества закономерностей. Причем впечатление неповторимости, уникальности данного текста, иллюзия его «бессистемности» (подобной бессистемности самого окружающего мира) оказываются тем большими, чем большее число системных элементов – различных кодов, инвариантов, моделей – вступили в данном тексте во взаимосвязь.

Примерами усложнения принципов структурного анализа могут служить и работы Лотмана, в которых обосновывается насущная потребность расширения (прежде всего за счет внетекстовой информации) того информационного поля, которое оказывается необходимым для объяснения текста (отсюда повышенный интерес к комментированию, к рассмотрению произведения на фоне «бытового» контекста и т. п.); и работы Б. А. Успенского (концепция взаимодействия в произведении различных точек зрения как вариант структуралистского развития бахтинской идеи полифонии); и работы структуралистского периода научного творчества Р. Барта; и теория «археологических» культурных напластований как компонентов смысловой структуры текста М. Фуко (его работы «Слова и вещи», 1966, и «Археология знания», 1969); и ранние работы Ю. Кристевой и т. д.

Итак, в собственном развитии структурализм ориентирован прежде всего на усложнение и расширение основных своих базовых понятий с целью преодоления той главной опасности, которая оказалась изначально заложена в его методе – опасности «потерять» неповторимую специфику конкретного художественного текста. Показательно, однако, что каков бы ни был характер этого усложнения, какими бы новыми операциями ни обогащался структурный анализ, его усилия всегда оказываются направлены на то, чтобы максимально полно, в наибольшем объеме учесть все возможные особенности, определяющие конечную смысловую организацию произведения. С этой точки зрения, все те разнообразные пути, на которых осуществлялось усложнение структурного метода, обладают несомненным типологическим сходством.

В сущности, при всей результативности предпринятых структурализмом поисков, при всей продуктивности тех усложнений, которые в ходе собственной эволюции он претерпел, эти усложнения привели скорее к количественным, нежели к качественным изменениям. Поиски велись на путях выявления и учитывания все большего и большего количества элементов, участвующих в процессе смыслообразования, обеспечивающих осуществление этого процесса; механизм кодирования представлялся все более и более изощренным механизмом; структуры, инварианты, глубинные модели все более и более усложнялись – за счет «наращивания» все новых и новых элементов. Но при этом сам принцип, лежащий в основе метода, сама философско-герменевтическая предпосылка структурализма оставались неизменными: смысл произведения продолжал рассматриваться как система замкнутая, целостная, обусловленная хотя и множеством, но конечным множеством информационных (текстовых и внетекстовых) компонентов. То есть смысл продолжал рассматриваться как конечный, закрытый, завершенный, а не как становящийся, открытый, бесконечный. Строго говоря, именно эта позиция и определяет самое существенное отличие литературоведения, ориентированного на «объясняющую» герменевтику, от литературоведения, исследовательские стратегии которого соответствуют принципам герменевтики «понимающей».

Лекция 5. Заключение

В определенный момент развития структурализма те количественные изменения, за счет которых это развитие и происходило, неизбежно должны были дойти до такого критического предела, когда их дальнейшее накопление оказывается невозможным: оно взрывает границы системы. Именно такой, подготовленный изнутри самого структурализма, «взрыв» в конце концов и привел к очередной смене всей научной парадигмы и, по сути дела, к превращению структурализма в собственную противоположность. С конца 1960-х годов начинается эпоха постструктурализма.

Структурализм, действительно, подготовил и даже, можно сказать, породил из себя собственную оппозицию – постструктурализм, а также деконструктивизм (как разработанную на основе общефилософских принципов постструктурализма теорию литературы). Не случайно многие видные и влиятельные теоретики постструктурализма – Р. Барт, М. Фуко, Ю. Кристева, У. Эко, Ж. Лакан и др. – вышли из рядов именно структуралистов: в начале своего научного творчества они выступали как сторонники структуралистской доктрины.

Механизмы, приведшие структурализм к столь существенной переориентации, по сути дела, переведшие его на противоположные позиции, достаточно очевидны, и их действие может быть прослежено в самых разных направлениях. Так, расширение границ структуры за счет включения в нее все большего числа информационных уровней, невозможность остановить поток той культурной информации, которая оказывалась значимой при анализе художественного текста, делали сами границы структуры все более необозримыми и в конце концов неопределенными. Происходило своего рода размывание этих границ, и таким образом самые значительные, определяющие признаки структуры – целостность и закрытость – постепенно утрачивались, как, следовательно, и сама структура.