Введение в философию - [99]

Конечно, мы не обладаем таким чувством: мы стараемся угадать душевное значение тел и телесных форм, с трудом разбирая по складам под руководством аналогии; только в человеческом мире мы успеваем в этом до некоторой степени; на мир, стоящий ниже человеческого, падает по крайней мере еще хоть отблеск, мир же, стоящий над человеческим, мы совсем не в состоянии познать; наше познание не выходит за пределы того, что мы переживаем: понять Бога значило бы быть Богом. Но, кажется, неразумно говорить: там нет ничего, потому лишь, что наш глаз не проникает туда. Догматическое отрицание является не меньшей опрометчивостью, чем положительный догматизм. С благоговением стоять перед бесконечным и непостижимым, источником и целью всякой жизни и бытия – вот то, что приличествует человеку.

Рюккерт, этот рассудительный и глубокомысленный толкователь природы и жизни, выражает это благочестивое чувство уважения перед великой тайной бытия в следующих стихах:

Ein Vorhang hangt vorm Heiligtume,

Gestickt mit bunten Bildern

Von Tier und Pflanze, Stern und Blume,

Die Gottes Grofie schildern.

Die Andacht knieet anzubeten

Vor diesen reichen Falten,

Ein Lichtstrahl hinter den Tapeten

Verklaret die Gestalten.

Ich neige mich zum tiefsten Saume

Und küß' ihn nur mit Beben;

Mir fällt nicht ein im kühnsten Traume,

Den Vorhang wegzuheben[62].

Что же касается отношения единичного духа ко Всеобщему Духу, то мы должны были бы попытаться как-нибудь представить его себе по схеме того отношения, в котором стоят к единичному духу его отдельные моменты. Подобно тому как здесь отдельные чувства, стремления, мысли включены членами в большую связь целого, так, в свою очередь, и на всю душевную жизнь можно было бы смотреть как на включенную членом во всеобъемлющую связь жизни Бога, включенную может быть через длинную цепь посредствующих членов. Этим у нее не отнималась бы самостоятельность, конечно, – относительная. Подобно тому как отдельное побуждение или аффект, отдельный ряд мыслей или отдельная группа представлений в нашей душевной жизни обладает известной самостоятельностью и при этом все-таки принадлежит к целому и действует заодно с целым, так и вся душевная жизнь с большей, соответственно более богатому содержанию, самостоятельностью была бы включена в более обширную связь. Расчленение телесного мира было бы представлением этого отношения в мире явлений: органическая клетка есть относительно самостоятельный член тела, который в свою очередь, принадлежит к целому земли, как зависимый и однако в то же время самостоятельный член, а вместе с телом земли он опять включается членом в более обширные связи.

То, что мы не имеем непосредственного сознания об этом включении нашей душевной жизни в большую связь, отнюдь не служит доказательством против существования этого включения; целое обозревает часть, часть же не обозревает целого. Если бы мозговая клетка обладала единой внутренней жизнью с сознанием, она тоже не ощущала бы непосредственно душевной жизни человека и своего отношения к нему. Так мы не можем заметить нашего отношения к жизненными сферам высшего порядка путем интуитивного знания. Однако в абстрактном познании мы в состоянии видеть, что наша душевная жизнь не абсолютно самостоятельна, а объемлется большими связями. Ее ближайшую окружающую среду, историческую жизнь народа, мы еще в состоянии постичь в некоторой степени. Мы постигаем также связь телесной жизни с окружающей природой, носящей и питающей ее. Но мы не в состоянии обернуть эту природу в дух и представить себе нашу душевную жизнь заключенной в психическую связь, или, употребляя выражение Канта, включить себя как ноуменов во внутреннюю связь ноуменов, включить себя членом в mundus intelligibilis. Здесь знание останавливается на схематическом построении.

Что же касается соображения, что при таком понимании в связь Божественной жизни было бы включено и ложное, извращенное и злое, то здесь я замечу лишь, что с этой трудностью не совладал еще до сих пор ни один опыт построения действительности. Я еще возвращюсь к этому, но указываю пока на то, что схему для построения мы и тут могли бы заимствовать из нашей собственной внутренней жизни: бывает ведь, что нас долго преследует какое-нибудь заблуждение, какое-нибудь ложное стремление, пока душевной жизни не удастся, наконец, овладеть им, изгнать его, причем не обходится без того, чтобы мы не выигрывали этим в опытности и силе. Чем был бы мыслитель, не прошедший через заблуждения своего времени? Бывает даже, что внутри нас происходит продолжительная борьба противоположных стремлений и побуждений, противоречащих друг другу мыслей и чувств, причем мы не в состоянии разрешить дисгармонию; ведь противоположность между духом и плотью является одним из самых всеобщих и глубочайших опытов человеческого рода. Так мы можем думать, что и в жизни Божества есть внутренние противоположности, только здесь все противоположности и все дисгармонии действительности разрешаются в конце концов в одну великую гармонию, не достигавшую, конечно, до слуха ни одного смертного человека.