Введение в феноменологию Гуссерля - [19]

В таком случае, возвращаясь к примеру мелодии, понимать это следует таким образом, что с каждым новым теперь-тоном только что прошедший еще ретенционально сознается. Из этого проистекает ретенциональный ряд, который с каждым новым теперь все более отдаляется от своего отправного пункта — праимпрессии. Ретенциональный ряд растягивается не произвольно. Из конкретной точки эта первая импрессия перетекает в «пустое ретенциональное сознание». В мелодии сквозь ретенциональный ряд просматривается континуальность: сквозь протекание последовательности тонов мелодия схватывается, как единство в некотором едином смысле. Но так как в случае мелодии я ожидаю еще и дальнейших тонов, покуда не получу впечатления, что с данным тоном мелодия закончилась, каждый теперь-момент для Гуссерля оказывается связанным с некоторым перспективным моментом. То, что в сознании ретенционально осаждается, одновременно просматривается в ожидании момента, тотчас же за данным теперь-моментом приходящего. Ретенциональное сознание делает возможной перспективу ожидания, которую Гуссерль обозначает протенцией. Три эти момента в их взаимных отсылках Гуссерль резюмирует как «конкретное живое настоящее» (konkrete Lebensgegenwart) и как «оригинальное временное поле» («originäres Zeifeld»).

Предыдущее изложение гуссерлевских идей к пониманию времени призвано главным образом пояснить, как можно удостоверить вышеназванные три основные понятия в гуссерлевском смысле. Сверх того, феноменологическая рефлексия намерена выявить, в каком смысле дается сознанию то, что мы понимаем под «временем». Направляющий вопрос для этого: в результате каких актов сознания конституируется смысл времени? Прежние размышления дают на это только частичный ответ. Посредством рефлексии на продуктивность сознания было показано, как в итоге постоянного соединения теперь-момента, ретенции и протенции возникает временной ряд. Ретенция образует для себя ретенциональную цепь, «континуальное друг-в-друга (Ineinander) ретенций». Если бы было возможно изолировать для себя отдельное восприятие, тогда можно было бы зафиксировать структуру праимпрессии-ретенции-протенции, как «оригинальное временное поле». Однако ни восприятие, ни сознание вообще не могут быть редуцированы к одной фазе. Напротив, они находятся в постоянном изменении, в потоке сознания. Следовательно, необходимо исходить из того, что и первоначальное временное поле пребывает в постоянном изменении. Чтобы характеризовать его в отношении объекта восприятия, Гуссерль говорит о «временном ореоле (Zeithof)», связанном с временным восприятием объекта.

Другой частичный ответ, который пока отсутствует, должен бы разъяснить, как от восприятия времени можно перейти к объективному времени. Какие деятельности сознания для этого решающи? Представление объективного времени, которое каждый носит с собой и которое находит свое выражение в нашей речи о раньше и позже, о будущем и прошлом, являет собой по отношению к потоку сознания объективирующую фиксацию. Значением здесь Гуссерль наделяет специфическую продуктивность припоминания, являющегося для него возобновлением конкретного временного восприятия. Припоминание репродуцирует уже прошедшее восприятие. То, что в исходном восприятии конституировалось как последовательность праимпрессий, цепи ретенций и протенций, в припоминании жестко фиксируется в этой последовательности. В таком случае объективное представление времени возникает вследствие того, что сознание всегда может заново обратиться к тому же самому припоминанию. Гуссерль говорит о том, что сознание может всегда, заново идентифицируя, вернуться к нему.

Рассматриваемый под таким утлом зрения объективный порядок времени также представляет собой результат конститутивной деятельности сознания. В нашем повседневном представлении мы всегда уже предполагаем объективное время объекта восприятия. С ним связано допущение, что данный предмет я всегда смогу воспринять снова. Гуссерлевские размышления пытаются разъяснить это допущение посредством ссылки на временную структуру любого акта восприятия и на идентифицирующий характер припоминания. Мысль о временной структуре любого акта восприятия, равно как и сознания в целом, способна внушить, что речь идет о способе рассмотрения, описывающем сознание в его последовательности. Однако подобное соображение подпало бы вердикту гуссерлевской критики психологизма. Вопреки этому, Гуссерлевы анализы сознания времени представляют собой реконструкцию отдельных моментов, благодаря которым и в которых сознание сначала конституирует смысл представления времени. Само конституирующее сознание, в свою очередь, не может мыслиться в пределах временного ряда, стало быть, в качестве временной последовательности.

Конечно, размышления Гуссерля не дают здесь единой картины. В Лекциях по феноменологии внутреннего со знания времени, рукописи которых появились, главным образом, в 1909–1911 гг., Гуссерль стремится пока к тому, чтобы саму эту конституцию времени усматривать в единой временной схеме (Zeitgestalt). Поздние рукописи показывают, что он отчетливо осознавал связанные с этим трудности