Введение в евангелическую теологию - [6]
Я предпочел бы отказаться от отдельного разъяснения слова «введение», а тем самым и от того, чтобы в полемической форме или же вполне мирно разбираться с тем, каким образом такая же или подобная задача была сформулирована и решалась Шлейермахером в его «Кратком изложении теологических исследований», а многими другими — в «Теологических энциклопедиях» (порой даже под странным названием «Теологика»). В какой мере здесь происходит «Введение в евангелическую теологию», выяснится, надеюсь, по ходу дела само собой.
Часть I Место теологии
Лекция 2 Слово
В этой и следующих трех лекциях мы ставим перед собой задачу определить место теологии, а именно евангелической теологии, в соответствии с нашими предыдущими разъяснениями. Речь пойдет не о месте, правомочности и возможности теологии в пространстве и границах культуры и, прежде всего, в Universitas literarum [1], а во взаимосвязи с общечеловеческой наукой!. После того как погас ее обманчивый средневековый блеск академической доминанты (особенно в xix веке), она слишком заботилась о том, чтобы оправдать свое существование и тем самым обеспечить себе хоть сколько-нибудь приличное местечко под солнцем общих наук. Это не способствовало выполнению собственной ее задачи. Она все больше сбивалась с пути и спотыкалась. И больше, чем весьма скромное уважение извне, ей это не принесло. Примечательно, что ее окружение вновь начало, — хотя и очень неохотно, — принимать теологию всерьез лишь с того момента, когда она временно отказалась от апологетики, то есть от всяких попыток получить внешние гарантии, и потому вернулась к собственному предмету и сосредоточилась на нем. Да и вовне теология прочнее всего утверждается, если, не впадая в длинные объяснения и оправдания, следует собственному закону и занимается своим делом. До сего дня она занималась им недостаточно упорно и энергично. Кроме того, что значит «культура» и «общие науки»? Разве в последние пятьдесят лет и эти понятия странным образом не расплылись и не стали проблематичными, — по крайней мере, временно? Так можем ли мы в данном случае ориентироваться на них? Как бы то ни было, — хотя для нас далеко не маловажно, чем считают теологию в кругу прочих университетских наук и на каком основании, по какому праву она может принадлежать к их числу как скромная, свободная, критическая и радостная наука sui generis [2], - пока это для нас остается cura posterior [3]- вопросом, в сравнении с которым другие вопросы более насущны. Чтобы ясно ответить на него, быть может, потребуются, — кто знает? — озарения, ожидающие как саму теологию, так и ее академическое окружение в третьем тысячелетии.
Таким образом, под «местом» теологии мы будем понимать следующее: это предназначенная для нее изнутри, с необходимостью определяемая ее предметом исходная позиция, с которой она должна продвигаться вперед во всех своих дисциплинах — библейской, исторической, систематической и практической. Это закон, по которому она снова и снова должна выстраиваться. Выражаясь военным языком, это пост, на который теолог (независимо от того, устраивает это его самого или кого-либо еще или нет) должен заступить и на котором он, — будь то в университете или где-нибудь в катакомбах, — должен оставаться при любых обстоятельствах (если не хочет пойти под трибунал).
Слово «теология» включает в себя понятие логос. Теология — это логия (речение), логика, логистика, которая становится возможной и определяется, прежде всего, через Теос (Бога). И логос означает-таки «Слово», хотя гётевский Фауст и считал, что слово он столь высоко ценить не может. Слово — не единственное, но непременно первое из необходимых определений места теологии. Она сама есть слово, а именно ответ человека [4]. Но теологией ее делает не ее собственное слово ответа, а то Слово, которое она слышит и на которое отвечает. Она стоит и падает [5]вместе со Словом, которое предшествует ее слову, которое творит и пробуждает ее, которое бросает ей вызов. Ее человеческое осмысление было бы пустым, ничего не выражающим и напрасным, если бы оно стремилось быть чем-то большим или меньшим или чем-то вообще иным, нежели ответом на это Слово. Внимая Слову и отвечая на него, теология оказывается, как мы установили ранее (см. пп. 1 и 2 «Разъяснений»), скромной и одновременно свободной наукой. Скромной, поскольку все ее речи, логии по отношению к Слову — это лишь человеческая аналогия, все ее озарения — лишь человеческое отражение (спекуляция!), вся ее продукция — лишь человеческая репродукция, проще говоря, — не акт творения, но лишь максимально точный ответ, прославляющий Творца и Его творение. Свободной, поскольку через Слово теология не только побуждается к такому прославлению, но и освобождается, облекается полномочиями, наделяется способностью, получает импульс для него. Здесь речь идет о чем-то большем, нежели о том, что теологическое мышление и теологическая речь должны направляться Словом, ориентироваться на него, измеряться им. Это тоже должно происходить, и названные понятия вполне годятся для описания их, теологического мышления и речи, отношения к свидетелям Слова, о которых мы будем говорить в следующий раз. Но для выражения их отношения к самому Слову они слишком слабы. Нельзя сказать, что человеческие мышление и речь уже заняты ответом на Слово (например, в форме подобающего толкования), а потому, естественно, нуждаются в идущем от него регулировании и должны подчиняться ему. Дело обстоит таким образом, что человеческие мышление и речь как ответ на Слово только благодаря Его акту творения впервые пробуждаются к бытию, начинают существовать и действовать. Нет не только приличной, но и вообще никакой евангелической теологии вне события Слова! И первостепенная задача теологии никоим образом не заключается в том, чтобы это Слово объяснить, истолковать, сделать доходчивым. Конечно, она должна и это делать — опять-таки в соотнесенности со свидетелями Слова. Но что касается ее отношений со Словом, здесь ей прояснять нечего. В данном случае ответ теологии может состоять только в том, чтобы прежде любых объяснений возвещать и подтверждать его как Слово произнесенное и услышанное. Здесь речь идет об основополагающем богословском акте, который объемлет собой все дальнейшее и полагает ему начало. omnis recta cognitio dei ab oboedientia nascitur
обозначила решительный разрыв с либеральным богословием XIX столе тия – богословием Шлейермахера и Гарнака – и произвела переворот в богословии XX века. Действие «богословской революции» Барта ощущается до сих пор: именно к Барту обращаются современные богословы в поисках новых направлений в нынешнем постмодернистском мире.
В коротких отрывках, собранных в «Мгновениях», Барт ярко и неожиданно говорит о Боге и мире, о вере и жизни, освещая вечные вопросы с новой стороны. Это тексты, которые направляют; тексты для размышления; «путеводитель по жизни», помощь и поддержка на каждый день; это пропилеи к творчеству Карла Барта.
Карл Барт (1886–1968) — один из крупнейших религиозных мыслителей нашего времени, классик протестантской теологии XX века, автор фундаментального девятитомного труда «Церковная догматика». Лекции, положенные в основу «Очерка догматики», предназначались широкой студенческой аудитории — не слишком искушенным в вопросах теологии слушателям, что сделало книгу доступной и неподготовленному, но интересующемуся христианской догматикой читателю.
Сегодня многие христиане сражаются с серьезными сомнениями, касающимися их веры и их церкви. Это касается и христиан – адвентистов седьмого дня, в особенности в западном мире. Многие оставляют свою церковь или же оказываются «на грани» того, что они уйдут из церкви. Эти люди пытаются решить, что они сделают: тоже уйдут или найдут мужество остаться. Книга, которую вы держите, написана для таких людей.
Верстка Минеи Праздничной выполнена с сентября месяца и праздника Начала индикта по август и Усекновения честныя главы Иоанна Предтечи. Даты подаем по старому и (новому) стилю. * * * Данная электронная версия Минеи Праздничной полностью сверена с бумажной версией. Выполнена разметка текста для удобочитаемости; выделено различные образы слова МИР: мир (состояние без войны), мíр (вселенная, община), мν́ро (благовонное масло).
Богословско-литературное наследие Леонтия Византийского, знаменитого богослова и полемиста VI века, до сих пор остается недостаточно изученным в России, между тем как на Западе в XIX–XX вв. ему были посвящены десятки исследований. Современному российскому читателю известны, пожалуй, лишь краткие упоминания о Леонтии в трудах протоиерея Георгия Флоровского и протопресвитера Иоанна Мейендорфа. До сих пор нет полного русского перевода ни одного трактата Леонтия Византийского... Не претендуя на полноту и окончательность, предлагаемый ныне сборник исследований призван дать современному российскому читателю необходимые сведения о составе «Леонтиевского корпуса» (Corpus Leontianum), его предполагаемом авторстве, структуре и содержании входящих в него богословских трудов. *** Редакционный совет Центра библейско-патрологических исследований (программа поддержки молодых ученых ВПМД) Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви: Иерей Сергий Шастин (настоятель Крутицкого Патриаршего Подворья, Председатель Всероссийского православного молодежного движения и Братства Православных Следопытов) Диакон Михаил Першин (директор центра, заведующий информационно-издательским сектором Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви) Иерей Сергий Осипов (технический редактор) Проф.
Впервые я познакомился со Спердженом, купив его книжку в букинистическом магазине в Ливерпуле в 1950 году, хотя после этого потребовалось еще несколько лет, чтобы я по-настоящему узнал его. На моей книжной полке стояли несколько его книг, и мне, тогда еще молодому христианину, нравилась горячая вера их автора, но по большей части я все же воспринимал Сперджена как чудо-проповедника чуждой мне викторианской эпохи. Тогда я был согласен с одним современным писателем, сказавшим, что «в век скучных английских проповедей Сперджен говорил захватывающим, богатым, метафорическим языком». К трудам Сперджена я относился как к обычным современным христианским книгам с евангельским содержанием, разве что их было слишком много.
Творения святителя Иоанна Златоуста с древности были любимым чтением жаждущих премудрости православных христиан, не утратили они своей актуальности и сегодня. В этом сборнике помещены выдержки из творений святителя по самым разным темам: о любви к Богу и ближнему, о добродетелях и страстях, об отношениях в семье и воспитании детей. Книга рассчитана на самый широкий круг читателей.
Протоиерей Георгий Флоренский (3893—1979) — русский православный богослов, философ и историк, автор трудов по патристике, богословию, истории русского религиозного сознания. Его книги «Восточные отцы IV века», «Византийские отцы V—VIII веков» и «Пути русского богословия» — итог многолетней работы над полной историей православного Предания, начиная с раннего христианства и заканчивая нашей эпохой. В книге «Византийские отцы V—VIII веков» автор с исчерпывающей глубиной исследует нравственные начала веры, ярко выраженные в судьбах великих учителей и отцов Церкви V—VIII веков.Текст приводится по изданию: Г.