Вулфхолл, или Волчий зал - [11]
– Итак, Томас.
Он поднимает глаза.
– Вы говорите по-испански?
– Немного. Солдатская речь. Грубая.
– Мне казалось, вы служили в испанской армии.
– Во французской.
– Ах да. И никаких близких сношений с местными жителями?
– Настолько близких – нет. Браниться я по-кастильски могу.
– Буду знать, – произносит кардинал. – Возможно, это умение тоже понадобится. А пока… Думаю, мне потребуются еще друзья в ближайшем окружении королевы.
«Друзья» означает «шпионы». Узнать, как она примет новость. Что королева Каталина[3] скажет, угодив в петлю дипломатической латыни, извещающей, что король – после двадцати лет совместной жизни – вздумал жениться на другой. На какой-нибудь принцессе, которая, как полагает его величество, сумеет родить сына.
Кардинал подпирает руками голову, трет пальцами глаза, говорит:
– Сегодня утром король вызвал меня к себе. Очень рано.
– Чего он хотел?
– Сочувствия. В такой-то час. Я просидел с ним раннюю мессу, и он всю службу говорил. Я люблю короля. Господь свидетель, как я его люблю. Но даже моего сострадания порой не хватает. Вообразите сами, Том. Представьте себе, что вам тридцать пять. У вас прекрасный аппетит и отменное здоровье, вы не знаете, что такое запор, ваши суставы отлично гнутся и вдобавок вы – король Англии. – Кардинал мотает головой. – Но! Если бы только его величество хотел чего-нибудь попроще. Философский камень. Эликсир молодости. Сундук с золотыми монетами – ну, как в сказках.
– Который вновь наполняется, сколько бы оттуда ни брали?
– Тот самый. Такой сундук я бы уж как-нибудь сыскал, и эликсир, и все прочее. Но откуда взять наследника?
Ветер колышет портьеру за спиной кардинала. Соломон наклоняется, лицо в тени. Царица Савская – улыбающаяся, легконогая – напоминает ему молодую вдовушку, у которой он жил в Антверпене. Должен ли он был жениться на ней, раз они делили ложе? По чести, да. Но если бы он женился на Ансельме, то не женился бы на Лиз и дети у него были бы другие, не те, что сейчас.
– Если не можете помочь королю с рождением сына, – говорит он, – найдите отрывок из Писания для успокоения его души.
Кардинал шарит у себя на столе, будто и впрямь ищет.
– Что ж, Второзаконие. Там определенно говорится, что человек должен взять себе жену умершего брата. Как наш король и поступил.[4] – Кардинал вздыхает. – Но королю не нравится Второзаконие.
Бесполезно спрашивать почему. Бесполезно пояснять, что, коли Второзаконие велит жениться на вдове брата, а Книга Левит говорит: не бери жену брата своего, иначе будешь бездетен, с этим противоречием надо как-то жить. В конце концов, вопрос о том, какой из текстов главнее, разобран в Риме за солидную мзду учеными прелатами двадцать лет назад и диспенсация – разрешение на брак – скреплена папской печатью.
– Не понимаю, почему король принимает Книгу Левит так близко к сердцу, ведь у него есть дочь.
– По-моему, общепризнано, что в Писании слово «дети» означает сыновей.
Кардинал подкрепляет свои слова цитатой на древнееврейском; голос сладкий, убаюкивающий. Его милость любит наставлять тех, кто готов принять наставление. Они знакомы уже несколько лет, и при всем величии кардинала отношения у них самые дружеские.
– У меня есть сын, – произносит его милость. – Вам это, разумеется, известно. Да простит меня Господь. Плотская слабость.
Сын кардинала – Томас Винтер – склонен к учебе и тихой жизни, хотя отец, вероятно, прочит юноше совсем другую карьеру. Есть у кардинала и дочь, которой никто не видел: Доротея, что означает «дар Божий». Она уже в монастыре – замаливает родительские грехи.
– У вас тоже сын, – продолжает кардинал. – Точнее, один сын, носящий ваше имя. Но полагаю, по берегам Темзы бегает еще немало ваших мальчишек?
– Надеюсь, вы ошибаетесь. Мне не было пятнадцати, когда я отсюда сбежал.
Вулси находит забавным, что он не знает своего возраста. Вскормленный говядиной сын мясника заглядывает через несколько слоев общества на самое дно, туда, где родился поверенный Томас Кромвель. Отец наверняка был мертвецки пьян, мать, естественно, думала о хозяйстве. Кэт, спасибо ей, придумала ему дату рождения.
– Ну, пятнадцать… – тянет кардинал. – Но в пятнадцать, полагаю, вы уже могли? Я точно мог. Итак, у меня есть сын, у лодочника есть сын, у оборванца на улице есть сын, у ваших предполагаемых убийц в Йоркшире, без сомнения, есть сыновья, которым те завещают кровную месть, и вы сами, как мы установили, дали жизнь целому племени юных разбойников. И только у короля нет сына. Кто виноват?
– Бог?
– А ближе?
– Королева?
– Кто в большей мере ответствен за все, чем королева?
Он невольно расплывается в улыбке:
– Вы, ваша милость.
– Я, моя милость. И что мне делать? Я скажу вам, что могу предпринять. Отправить мастера Стивена в Рим – прощупать курию. Но он нужен мне здесь.
Вулси подмечает выражение его лица и смеется. Ох уж эти щенки-подчиненные! Недовольные родителями, которых дала им природа, они вечно грызутся меж собой – каждый хочет быть любимым сыном кардинала.
– Что бы вы ни думали о мастере Стивене, он отлично подкован в каноническом праве и замечательно умеет убеждать – разумеется, когда не пробует убедить вас. Я вам скажу… – Кардинал, не закончив фразы, подается вперед, подпирает руками львиную голову, которую уже сейчас венчала бы папская тиара, если бы на прошлых выборах нужным людям заплатили чуть больше. – Я умолял. Томас, я встал на колени и униженно пытался его разубедить. Ваше величество, говорил я, послушайте моего совета. Если вы хотите избавиться от жены, из этого ничего не выйдет, кроме крупных неприятностей и трат.
