Вуивра - [49]

По дороге домой он думал о смерти Бейя. Ему было немного грустно, но никаких угрызений совести он не испытывал. Перед тем как поместить это событие в какой-нибудь выдвижной ящичек своей совести, он навёл там порядок. Во всём этом деле он ощущал себя непогрешимым. Ведь не он же заговорил первым о Вуивре. Он просто ответил на вопрос Бейя, сказав, что часто встречает её. Просто сказал правду. Когда горемыка предложил ему организовать поход за рубином, Арсен подробно обрисовал все опасности, которые того поджидали. Поскольку Бейя продолжал стоять на своём, он ведь не поленился перечислить все, какие только возможно, полезные предостережения. Когда я сказал ему, что у меня болит нога, что я не могу бегать, это была сущая правда. Настолько, что я до сих пор чувствую, как зашиб вчера щиколотку. Даже ещё и сегодня утром, после ночной усталости, я прихрамывал. Нет, мне не в чем себя упрекать. Ну и сейчас, когда я заставил Вуивру отозвать её змей, ведь я тоже сделал всё, что было в моих силах, чтобы спасти его. Ведь он и без меня всё равно рано или поздно рискнул бы, даже с меньшими шансами на успех. Он не первый, кто пытается. А если взглянуть на вещи с другой стороны, то Арсен не считал смерть Бейя таким уж прискорбным событием. Ленивый, бестолковый, решительно ни на что не годный, и было бы лицемерием не признать, что его исчезновение — скорее благо. Если бы несчастный остался в живых, он по-дурацки промотал бы состояние Вуатюрье, сделал бы несчастной свою жену и потом влачил бы жалкое и подлое существование уязвлённого себялюбца. Ему, можно сказать, даже повезло: вместо того чтобы прожить такую никчёмную жизнь, он отважно погиб в дерзком и оттого почётном предприятии. В довершение везения он, благодаря предусмотрительным заботам друга, утром, перед самой смертью, причастился. Не приходилось сомневаться, что, проживи он подольше, шансов благополучно устроиться в ином мире у него было бы значительно меньше. Арсен задвинул выдвижной ящичек своей совести и о Бейя уже больше почти не думал.

Кюре, задержавшись у Мюзелье, сидел за столом, на котором перед ним стояли стакан белого вина и тарелка с печеньем. Не раскрывая своих намерений, он перевёл разговор на Вуивру и говорил о ней так, будто знает про неё только то, что донесли до него гуляющие по деревне слухи. Виктор пытался доказать ему, что Вуивра — не больше чем ребяческая выдумка, и, изображая из себя человека рассудительного, гладко толковал про правдоподобие вымысла, про науку, про то, что суеверия идут на убыль, про законы природы, лро удобную древность чудес, на которую опирается легковерие простаков. Священник, прикидываясь, что беспристрастно рассматривает его аргументы, без особого труда опровергал их. Виктор скоро начал догадываться, что все его усилия пропадают впустую, что самой действительности всегда бывает недостаточно, чтобы объяснить эту действительность, тогда как чересчур хитрые аргументы уводят разговор в сторону. Однако его выводила из себя тщетность собственных усилий. Он чувствовал, что его убеждения разделяет бесчисленное множество влиятельных представителей человечества, которых ему никак не удаётся с пользой для себя подключить к спору, и это его страшно раздражало. Постепенно речь его стала какой-то путанно-неистовой, а все аргументы теперь сводились к тому, что «этого, чёрт побери, просто не может быть». Подошедший в этот момент Арсен с недоброжелательной жалостью наблюдал за потугами своего брата, за работой его бедного мозга, такого жадного и беспокойного, в котором теперь явно не осталось ни отсеков, ни перегородок, который оказывался не в состоянии вынести соседство двух противоречащих друг другу идей, и, как к наркозу, стремился к единству. Он впервые заметил, что у Виктора треугольное лицо, а мерцающее пламя уязвлённого разума в его взгляде, позволило ему обнаружить сходство между братом и только что убитой гадюкой.

16

Вдова Бейя, проведя бессонную ночь в ожидании сына, пошла справиться о нём к Вуатюрье в надежде, что он сообщил невесте о каком-нибудь своём замысле, но ни отец, ни дочь не смогли сообщить ей ничего определённого.

— Может быть, ему пришло в голову съездить в Доль, а вернуться вчера вечером что-то помешало.

— Велосипеда он не взял. Нет, из деревни он скорее всего не уезжал. С ним наверняка что-то случилось.

Взгляд вдовы блуждал. Вуатюрье с состраданием смотрел на эту маленькую сорокатрехлетнюю старушку, ещё недавно одну из самых красивых девушек в округе, за несколько лет скрючившуюся от ожидания беды. Розе хотелось бы успокоить её, поделиться своими подозрениями. Она почти не сомневалась в том, что Бейя по примеру её первого жениха бросил её и ускакал за какой-нибудь другой девушкой, но боязнь потерять надежду помешала ей высказать эту мысль.

— Я уверена, с ним что-то случилось, — пробормотала мать. — Это Господь Бог меня наказывает.

Мысль о небесной каре, хотя и казалась Вуатюрье самоочевидной, тем не менее вывела его из себя.

— Не говори чепухи! Господь Бог — это бабские бредни, это кормушка для священников. Нету никакого Бога, слышишь, нету и всё тут.