Вуаль лжи - [6]

Криспин едва не испытал жалость к столь красивой девушке и задался вопросом, отчего Уолкот со всеми своими засовами и запорами не сумел удержать под замком собственную супругу.

На нее набежала тень, и в поле зрения появился мужчина. Он встал за спиной Филиппы и без лишних разговоров провел рукой у нее по затылку. Лицо у него было смуглое, с широким неприятным ртом и маленькими глазами. Незнакомцу не помешало бы побриться да и, пожалуй, помыться, коль скоро его волосы свисали сальными, скрученными прядями.

Внимание Криспина было приковано к лицу девушки. На нем не отразилось ни вожделения, ни привязанности; она упорно не отводила взгляд от какой-то точки на полу, даже не приподняв полуопушенные веки. Криспин ожидал увидеть совсем иное выражение. «Вот так свидание, нечего сказать!» — подумал он.

Мужчина накинулся на шнуровку ее платья на спине. Он тащил и дергал, от чего Филиппа шаталась, как соломенное чучело, но при этом она не выказывала никакого желания помочь ему. Он зарычал, грубо ущипнул ее за шею, на что она только поморщилась, однако больше ничем не выдала, что замечает его действия. Смуглая ладонь скользнула по кремовой коже в передний вырез и принялась тискать грудь. Наконец шнуровка поддалась, длинные пальцы хищно ухватили ткань и сдернули платье с плеч, открыв взгляду белую рубашку. Крупные руки гладили, щипали и мяли гладкую кожу. В ее глазах наконец мелькнул крошечный намек на нетерпение… или все же это было раздражение? Мужчина резко дернул вниз ночную рубашку. Раздался треск рвущейся материи, и перед глазами Криспина вдруг вынырнули две белые, увенчанные розовыми сосками груди.

Башмак тут же соскользнул со ступеньки.

— Тьфу ты, пропасть!

Уцепившись согнутой в локте рукой за лестницу, Криспин немножко покачался на весу, отдуваясь и приходя в себя. Затем уперся лбом в мокрую древесину и замер. Тихо. Никто его не услышал, не поднял тревогу. Да, эти двое более чем заняты, сомневаться не приходится. Криспин тряхнул головой. Давненько не выпадало на его долю видеть столь красивую женщину в нижнем белье. Он опасливо подтянулся и, неловко переставляя ноги на лестнице, спустился на землю.

Так-так. Филиппа Уолкот, стало быть, и правда изменница. Сомнений нет. Надо же, как быстро удалось отработать шесть пенсов. Жаль. Можно было бы и подольше потянуть, нагнать себе плату повнушительнее…

Криспин вернул стремянку на место и толкнул дверь в таверну. Усевшись неподалеку от огня, откуда открывался отличный вид на лестницу, что вела на второй этаж, он заказал себе вина в обмен на серебряную монетку из числа недавно полученных от Уолкота. Необходимость рассказывать торговцу о похождениях его супруги настроение никак не поднимала, но тут ничего не поделаешь.

Когда выпивка прибыла, он мигом осушил кубок, плеснул еще и тоже выпил залпом. От вина потеплело в животе, и Криспин немножко воспрянул духом. Через четверть часа он увидел, что со второго этажа спустилась женщина и торопливо пересекла таверну.

Криспин не стал медлить и, забыв про кубок, пустился следом. Оказавшись на улице, он посмотрел на окно и убедился, что свечу задули; сейчас за ставнями царил мрак. Быстренько разделавшись со свиданием, женщина торопилась домой.

Слишком поздний час, чтобы идти с докладом к Уолкоту, тем более с неприятными новостями. Пожалуй, ему тоже лучше вернуться к себе. Криспин поспешил прочь с промозглых улиц, к постели и снам про стремянки и распахнутые окна.

Наутро он бросил взгляд на засыпанный серой золой очаг и насупился, размышляя о пустой полочке для съестных припасов и собственном урчащем животе.

Шесть пенсов. Он решил попроще подойти ко всему этому делу, но попытка не удалась. Возмущала не просто необходимость прятаться в тени и подсматривать через чужие окна под стать презренному шпиону. Образ обнаженных прелестей Филиппы Уолкот беспокоил много сильнее. Эта женщина упорно стояла перед глазами.

Тяжелый грохот в мастерской этажом ниже прервал течение его дум. Семья жестянщика начинала новый день. Пожалуй, ему следует заняться тем же самым. Он встал, умылся над тазом и побрился. Завязал тесемки камизы,[7] надел носки, натянул и подвязками закрепил чулки-шоссы, затем облачился в котарди и застегнулся до самого горла.

Не прошло и четверти часа, как Криспин был уже возле особняка Уолкотов. Он прошел во двор и по длинной дорожке, вымощенной тесаным камнем, добрался до широкой лестницы портика из резного гранита. Подергал шнур колокольчика и через пару минут увидел знакомого мужлана.

— Доброе утро, Адам, — сказал Криспин, улыбаясь возмущению слуги, что его назвали по имени. — Я пришел поговорить с твоим хозяином. Ты ведь меня помнишь?

Слуга в ответ лишь скупо улыбнулся.

— Прошу за мной.

В этот ранний час дом был тих. Покой нарушало только эхо шагов и позвякивание ключей Адама.

Они достигли мезонина, однако когда Адам потянул за железное кольцо, дверь открываться отказалась. Слуга пару мгновений тупо смотрел на нее, затем решил постучать.

— Хозяин! — позвал он, оскорблено вздернув подбородок. — С вами хочет поговорить мастер Криспин Гест.

Мужчины подождали ответа. Адам бросил на Криспина взгляд, затем поближе нагнулся к двери.