Вуаль лжи - [3]

Уолкот пересек комнату и встал над нетронутой чашей с вином. Сквозь подернутые изморозью окна на вощеные половицы лился блекло-серый свет. Противоположная часть комнаты терялась в тени, где едва проглядывали огоньки свеч.

— Я уже с ума схожу! — прошипел он. — Мне надо знать! У меня торговля, поместья! Наследники… я должен быть уверен, что все они от моей плоти и крови. Наш брак был заключен недавно, а я вынужден часто и подолгу отлучаться из дому по делам…

Одно дело любовь и ревность, и совсем иное — вопросы наследования.

— Вы совершенно правы. Но в чем будут состоять ваши намерения, если вскроется малоприятная правда?

Розовые щеки Уолкота побагровели.

— А вот это, мастер Гест, уже мое дело.

— Полагаю, вы заблуждаетесь. Меня не прельщает мысль стать причиной насилия, пусть и небеспричинного.

Уолкот бросил на него пристальный взгляд, и внезапно кулаки торговца разжались. Он виновато улыбнулся:

— Это сугубо личное, и потому нелегко сохранять спокойствие. Разговор, конечно, состоится, да и наказание, пожалуй, будет. Но вот насилие? Нет. Видите ли, я люблю свою жену.

Криспин поднялся, подошел к очагу, желая согреться. С промокшего плаща капало на пол.

— У меня нет склонности к подобным делам, мастер Уолкот. Я занимаюсь поиском пропавших драгоценностей, похищенных документов и тому подобное. Супружеская неверность? Эти вопросы я оставляю на откуп духовенству.

Криспин покачал головой и двинулся к выходу, однако Уолкот торопливо загородил ему дорогу и даже распростер руки в стороны, блокируя дверь.

В торговце было добрых шестнадцать стоунов,[6] однако такая дородность объяснялась лишь безоблачной жизнью и тяжелой пищей. Подтянутый же и физически развитый Криспин не сомневался, что даже при всем желании Уолкот не сможет его задержать.

— Мастер Гест, я прошу вас! Вы знаете, что я богат. Я заплачу любую цену. Да и вновь рассказывать эту историю другому человеку я не в состоянии. Умоляю!

— Должен заметить, мастер Уолкот, что речь идет о щекотливом и неприятном деле. — Криспин с трудом оторвал взгляд от винной чаши. — По моему мнению, вам следует просто поговорить с женой.

Он опустил ладонь на руку Уолкота и с легкостью отодвинул ее, затем потянулся было к засову, но торговец, в свою очередь, перехватил его запястье.

— Как я могу быть уверен, что она не лжет?

Криспин улыбнулся:

— Так ведь она вполне может сказать вам правду. Свет видывал и не такое.

— Вы не знаете моей жены, — пробормотал Уолкот. — Я пытался, но у нее свое понимание правды, не как у других.

Торговец сильнее сжал запястье Криспина. Тот выразительно посмотрел вниз и промолвил:

— Мне казалось, для таких дел у вас имеется прислуга.

— Я не желаю оказаться посмешищем в глазах челяди! — Уолкот покачал головой и разжал пальцы. — А вас никогда не предавали? Вы никогда не испытывали страстного желания, чтобы за вас заступились? Или хотя бы предупредили заранее?

Слова торговца больно резанули по сердцу. Предательство? Его успели дважды предать, причем самым подлым образом. Один раз это сделал мужчина, которому он верил как себе, а второй — женщина, на которой он собирался жениться. О, если б только его предупредили… Если б только кто-то удосужился обронить хотя бы словечко…

Он снял руку с засова и уставился в пол, составляя мысленный баланс аргументов pro и contra. Время шло. Наконец протяжный вздох сорвался с уст Криспина, и он повернулся лицом к Уолкоту. Этот человек в отчаянии, сомневаться не приходится. Его румяное лицо налилось кровью, на носу и лбу выступили капельки пота. Все его сокровища не были порукой счастью. Криспин едва не фыркнул на глумливую насмешку судьбы.

Вместо этого он досадливо вздохнул, более чем явственно ощущая легкость кошеля, привязанного к поясу.

— Ну хорошо. Что вы от меня хотите?

Уолкота словно прорвало:

— Следить за домом. Подмечать, куда она ходит или кто появляется в мое отсутствие. Докладывать мне обо всех обстоятельствах. Остальное я возьму на себя. — Он смахнул испарину с верхней губы. — Сколько вы возьмете за такое поручение?

— Шесть пенсов в день… плюс расходы.

— Я заплачу все — и даже сверх того. Вот задаток. — Он сунул руку в кошель на поясе и достал три монеты. — Вперед за полдня, и пусть ваша работа продолжается столько времени, сколько надо.

Криспин посмотрел на монеты во влажной ладони Уолкота. Три серебряных кружочка. Отказ от них означал бы голод и нищету. Не в первый раз, впрочем. Голодать ему уже доводилось. А вот если принять деньги, то это будет означать ползучую жизнь в тени, немногим лучше участи соглядатая. Однако это может привести к новым, более выгодным заказам. Не исключено даже, что перепадет кое-что дополнительно. Вон какое богатое хозяйство у этого Уолкота…

Скрепя сердце он сгреб монеты из руки торговца и положил себе в кошель.

— Как я узнаю вашу супругу? Кстати, с ней можно поговорить?

— О, нет-нет! Ни в коем случае.

Уолкот подошел к серванту, распахнул дверцы и, взяв с дальней полки небольшой предмет, задумчиво на него уставился. Спустя некоторое время он неохотно передал его Криспину.

— Это портрет Филиппы. Как две капли воды.

Криспин внимательно изучил миниатюру. На него смотрела юная кареглазая женщина, едва разменявшая третий десяток. Лицо обрамляли медно-золотистые волосы с пробором посередине и двумя косичками в виде колец. Хм, надо же, какая чаровница… И куда моложе Уолкота, который смотрелся почти пятидесятилетним. Он прав, тут есть повод обеспокоиться…