Вторжение в рай - [24]

Через час езды река разветвилась, и Бабур двинулся вдоль левого рукава, который, как он знал, протекал в полумиле от Бирюзовых ворот. Ему следовало соблюдать осторожность: зоркие глаза дозорных, со стен и башен, могли отметить и одинокого всадника, оказавшегося слишком близко от города. Приходилось держаться по ту сторону потока, где можно было прятаться среди тянувшихся вдоль берега ив, и передвигаться незаметно, словно призрак.

Конечно, по большому счету Вазир-хан говорил чистую правду: это было безумием. Если Бабуру было угодно выведать, где в городе слабые места, и узнать, каково после долгих месяцев осады настроение жителей, ему следовало послать через этот подземный ход шпионов, а не соваться туда самому, да еще в одиночку. Но с того самого момента, как крестьянин в порыве благодарности открыл ему эту тайну, он чувствовал направлявшую его вперед, и только вперед, руку самого Провидения.

Небо над плакучими ивами было безоблачным и чистым.

По ту сторону русла ему были видны смутные очертания города. Еще несколько минут, и из тьмы, словно дракон, выступят Бирюзовые ворота. «В один прекрасный день, и скоро, — обещал себе Бабур, — я въеду в эти ворота во главе своих людей, а не стану пробираться в город ночью, подземным лазом, как вор».

Маленький зверек, мышь, а может, речная крыса, метнулась из-под копыт, и лошадь с перепугу заржала. Бабур соскользнул с нее и погладил рукой мохнатую гриву: дальше было предпочтительнее идти пешком. Бабур снял с лошадки узду и толстое, сложенное одеяло, заменившее седло, и отпустил животное, чтобы оно, как они договорились с Вазир-ханом, само вернулось в лагерь. А завтра, в то же самое время, Вазир-хан будет ждать его на этом месте, под ивами, со свежей лошадью.

Осторожно преодолев во тьме еще полмили в южном направлении, он увидел наконец красные огни факелов, горевших по обе стороны от ворот Игольщиков. Высокие и узкие, то были едва ли не самые скромные из шести ворот Самарканда и в мирное время служили лишь для прохода окрестных крестьян и мелких торговцев. Тимур сквозь них почти не проезжал: для этого служили могучие Железные ворота и красочные, выложенные синей плиткой, Бирюзовые, где в комнатах над арками дежурили музыканты, чтобы при каждом появлении правителя возвестить об этом боем барабанов и хриплым ревом труб.

Пришло время переправляться через поток, в этом месте довольно глубокий: когда Бабур вошел в быструю воду, она поднялась ему почти до плеч, а посередине русла он вдобавок поскользнулся на донном камне, потерял опору, вода накрыла его с головой, а течение подхватило и понесло. Однако он, высунув руку из воды, сумел отчаянным рывком дотянуться до нависавшей ивовой ветки, второй рукой ухватился за другой сук и, используя силу обеих рук, подтянулся и выбрался на берег.

Тяжело дыша и отплевываясь, Бабур убрал с глаз мокрые волосы и огляделся. По крайней мере, перебраться через поток ему удалось. Пальцы его непроизвольно потянулись к висевшему на шее, на кожаном шнурке, кольцу Тимура, и, когда нащупали тяжелый, плотный металл, он издал облегченный вздох.

Дрожа, Бабур припал к земле и прислушался. Вокруг царила тишина: не было слышно даже случайного хруста сучка или мягкого хлопанья крыльев летучей мыши. Юноша присмотрелся к смутным очертаниям ворот Игольщиков и пополз вперед, к низкой, наполовину обвалившейся ограде старого сада, где среди гранатовых деревьев и находился заваленный грудой мертвых ветвей лаз тайного хода.

Прошлой ночью никакого караула здесь не было, и Бабур молился о том, чтобы так же было и сегодня. Как и о том, чтобы никто не встретился ему в тоннеле. Чтобы свести такую возможность к минимуму, он должен был действовать быстро, но крайне осторожно. Подавляя стремление поскорее забраться в лаз, он заставил себя спрятаться в дупле огромного старого дерева и замереть, присматриваясь и прислушиваясь.

«Твое имя значит «тигр», — сказал себе юноша, — так и будь сегодня тигром. Стерегись открытых пространств, держись теней и обуздывай свое нетерпение».

По прошествии некоторого времени мимо пробежал лисенок, повертел носом, видимо уловив запах Бабура, но засеменил дальше. Судя по беззаботности зверька, других людей поблизости не было, и юноша покинул свое укрытие. Его промокшая насквозь грубая холщовая рубаха, поверх которой была натянута овчинная безрукавка, обычная одежда бедных земледельцев, липла к телу и холодила кожу, и, чтобы согреться, он принялся энергично растираться руками.

Наконец, с бьющимся сердцем, Бабур приблизился к лазу, раздвинул ветви, заполз на животе в отверстие, снова завалил лаз позади себя ветками и, вытянув перед собой руки, нащупал деревянную крышку люка. Вот оно! Когда он ухватился за дверь, какое-то насекомое, может, муравей или уховертка, пробежало по пальцам. Бабур осторожно открыл люк и забрался в узкий проход с выложенными кирпичами стенками и деревянными скобами. Зацепившись за пару из них ногами, он нагнулся и закрыл за собой люк.

Теперь юноша находился в промозглой, холодной тьме. Ноздри заполнил противный, землистый запах, как будто запах старой могилы. Что вполне могло соответствовать действительности. Самарканд имел славную, но жестокую и кровавую историю, и кто знает, какая участь постигла тех, кто прорыл этот подземный ход?