Вторжение - [20]

Бьорсон промолчал. Дорога была прямой, как стрела, и автомобиль быстро продвигался в глубь порядков мятежников. Несмотря на ночь, на позициях Директории было оживленно. Многочисленные грузовики, рыча моторами, возили во все стороны какие-то грузы, группы солдат, подчиняясь рычащим командам офицеров, двигались короткими перебежками от грузовиков к небогатым крестьянским постройкам, сейчас, видимо, переоборудованным под склады.

– Это всё выглядит, как подвоз боеприпасов из тыла к линии фронта, – проворчал норжец, – ты не думала, что Романо просто арестует тебя сейчас к чертовой матери и начнет ночное наступление?

– Это ничего не даст, – ответила генерал. – Хименес и без меня отобьёт любую атаку, а потом казнит заложников.

– Заложников, – задумчиво проговорил Бьорсон, – ну да, как же я забыл, с кем я сейчас разговариваю. Ты всегда была такой предусмотрительной, Лаура. И во сколько ты оценила свою голову?

– В тысячу чужих, – ответила безмятежно Урути. – В Асанье осталось ещё немало предателей, жаждущих обрести на своём плече крепкую руку Директории. Романо знает, что в случае моего ареста минимум тысяча человек вместо руки на плече ощутит петлю на шее.

«Заложники», «предусмотрительность», «петля на шее», – Ольга поняла, что дрожит. Дрожит не от страха, а от омерзения. Эта стареющая женщина на переднем сиденье автомобиля была настоящим чудовищем. Как вообще можно было ставить кого-то подобного во главе тысяч вооруженных мужчин? Она же ненормальная! Ненормальная…

Автомобиль въехал в контролируемый Директорией городок. Кажется, это был Сан-Валентино. В лицо Ольге тут же ударил запах разложения. На стоящих вдоль дороги фонарях качались подвешенные на веревках тёмные фигуры. Некоторые фонари, работающие несмотря на военное время, ясно показывали, что именно на них подвешено.

– Крестьяне, – усмехнулась Урути, – асаньские крестьяне не в восторге от мятежа, и наши славные мальчики наводят порядок, как умеют. Я слышала, что повешенных здесь меняют каждую неделю по понедельникам на рассвете.

Усилием воли Ольга проглотила гадкий горячий ком, что попытался выскочить из желудка. Звери! По обе стороны линии фронта в штабах сидят оскаленные звери, алчущие человеческой крови! Верховное Существо, дай разум склавийцам никогда не повторять такое у себя дома! Пожалуйста, дай разум!

Автомобиль въехал на центральную городскую площадь. Воздух здесь приятно пах цветами, огромные букеты которых висели здесь повсюду. Водитель остановился у трёхэтажного каменного дома, над которым возвышалась аккуратная башенка со старинными часами. Въезд к зданию преграждали ставшие уже привычными шлагбаумы и колючая проволока.

– Мальчики привыкли к удобствам, – хмыкнула Урути, покидая автомобиль, – штабная землянка не для них, им подавай дом алькальда.

В дом алькальда, или, говоря по-склавийски, ратушу, их не пустили. Через пять минут после их приезда по покрытым красным ковром ступеням быстро спустился мужчина в сером полковничьем мундире и кепи. За ним шли гурьбой еще около десятка человек, в основном в таких же мундирах, но Ольга увидела среди них и пару цивильных костюмов. По-видимому, в штатском были ушедшие с мятежниками чиновники гражданской администрации Асаньи.

– Урути, – кивнул генералу мужчина. На вид он был моложе Ольги. Подбородок и щёки безукоризненно выбриты, но на рукавах мундира прожекторы уличного освещения выхватывали подозрительные бурые пятна.

– Романо, – процедила генерал, – я думала, ты выше.

– Я младший ребёнок в семье, Урути, – дернул щекой мужчина. – Всё лучшее досталось моему брату. В том числе и рост.

– Возможно, – хмыкнула женщина, – твой брат вёл себя действительно достойно, хотя как командир ты будешь получше.

– Ты его убила? – у Гаспаро Романо, командующего войсками Директории в асаньской провинции, были очень красивые тёмно-карие глаза, и сейчас Ольга видела в них тихое бешенство.

– Технически его убила гравитация. И плотник, который хорошо сколотил эшафот, – Урути явно издевалась.

– Вот как… – Своим лицом и голосом младший Романо владел безукоризненно. – Мой брат был генералом и заслужил пулю, Урути.

– Твой брат был мятежником и ничего не заслужил, – отчеканила Лаура Урути, смотря прямо в лицо кареглазому генералу. – Та же судьба ждёт и тебя, мальчик.

Романо хмыкнул. Подошедшая к последней фразе свита разразилась яростным негодованием.

– Где твой мундир, генерал? – Урути продолжила испытывать терпение офицера, – ещё не пошили? Или ваши Директора допустили, чтобы мятежом в Асанье командовал полковник?

– Мой мундир пошел на бинты раненым, Урути, – бешенство в глазах Гаспара прошло. Теперь в них горел какой-то дьявольский огонек торжества, – сегодня у меня появилось много раненых. Очень много.

– Ясно, – проворчала генерал, – у мальчика произошло что-то, чем он неимоверно хочет поделиться с противником. Ты уже видишь себя победителем, мальчик. Ну что ж показывай, что тебя так обрадовало. Объяснять ты всё равно ничего не будешь.

– Не буду, – усмехнулся Романо, – вы готовы еще проехаться, сеньора Урути? Здесь недалеко.

Их машина двинулась за кортежем Романо в сторону городской больницы. Первые палатки с красными крестами появились ещё на въезде. Внутри, за больничным забором, из-за этих палаток уже яблоку было негде упасть. И отовсюду, из каждой палатки, слышались стоны и крики раненых.