Вторжение - [3]

* * *

Тяжело дыша и обливаясь потом, Ребрин выбрался наконец на сухую и твердую землю, сразу же остановился, с подозрением озираясь по сторонам, и, не заметив ничего опасного, принялся жадно хлебать из фляжки, которую отстегнул от пояса. Позади, словно некое огромное, прожорливое существо, утробно урчало, булькало и воняло выходящими на поверхность газами только что пройденное им болото. О том же, что таилось впереди, можно было только догадываться. Подождав, когда перестанет грохотать сердце и нормализуется дыхание, он пристегнул фляжку на прежнее место, посмотрел на светящийся циферблат часов - без четверти два - и по мягкой, пружинящей хвойными иголками почве зашагал дальше. Какое-то время, перепрыгивая через канавы, преодолевая завалы и продираясь сквозь кусты, он двигался в почти полной темноте, потом справа из-за деревьев в небо взметнулась выпущенная неведомым доброжелателем осветительная ракета, и, прежде чем она погасла, Ребрин успел в призрачном дрожащем свете разглядеть пологие склоны невысокого холма, лежавшего перед ним, а на этих склонах - редкий сосняк вперемежку с еще более редким кустарником. Подумав, что, быть может, сверху ему, будет сподручнее наметить дальнейший маршрут, он быстро преодолел оставшееся до подножия холма расстояние, поднялся на его вершину и, присев там на какой-то камень. Принялся снова хлебать из фляжки, поглядывая при этом на долину, которую с таким трудом пересек. Жизнь в этой долине, вернее, на противоположном ее конце, почти у самого горизонта, била ключом. То и дело там вспыхивали осветительные ракеты, постреливали время от времени пушки, а когда они замолкали, очень хорошо было слышно, как где-то в стороне, далеко - за рекой, наверное, - слабо дудукает крупнокалиберный пулемет. Обещанная генералом Кротовым "вакханалия" была, что и говорить, впечатляющей. За те два часа, что Ребрин провел в этом лесу, ему не встретилось еще - тьфу, тьфу, тьфу - ни единого, монстра. Правда, обычной живности ему здесь тоже не встретилось, но это его и не удивляло, поскольку он давно уже знал, что монстры уничтожили тут всякую живность на корню. Потом он повернул голову и стал смотреть в сторону, прямо противоположную первой, туда, куда ему надо было сейчас идти. Там он тоже увидел долину, но в отличие от предыдущей, какой-либо активности в ней не наблюдалось. Там стояла почти полная тьма, было тихо и до самого горизонта серым унылым сплошняком тянулся лес. Ребрин вздохнул. Соваться в долину, где как пить дать, за каждым вторым или даже первым деревом подстерегали смертельные опасности, ему хотелось сейчас меньше всего. Но позволить себе повернуть назад он при всем своем желании не мог. Он хорошо помнил опыт предыдущих попыток, когда целые разведгруппы совершенно бесследно исчезали в этих местах, военные вертолеты пожирались гигантскими огнедышащими драконами, а от сверхзвуковых истребителей попросту не было никакого толку, и он прекрасно понимал - если и есть у кого хоть малейший шанс успешно выполнить задание, то только у такого отчаянного смертника-одиночки, как он. Других альтернатив просто не существовало. В тот момент, когда он собрался уже было двигаться дальше, внизу между деревьями появился, пропал и снова появился какой-то далекий неясный огонек. Ребрин замер, настороженно приглядываясь, а огонек, словно бы приглашая куда-то, засветил ярче, и Виктору почему-то представились вдруг жаркий костер, смех, песни под гитару и звонкие похабные поцелуи за кругом света. Какое-то время он сидел без движения, раздумывая, что бы там такое могло быть, потом встал и, проверив снаряжение, стал быстро спускаться вниз по склону. С каждым пройденным метром огонек впереди него становился ярче, темнота при этом как бы распахивалась, и вскоре, минут через двадцать, перед Ребриным возникла, обширная поляна, на краю которой он, пораженный, и остановился. На этой поляне, словно новогодняя елочная игрушка, блистал красотой отделки нарядный одноэтажный коттеджик - зрелище, конечно же, для этих мест совершенно невероятное. Но еще более невероятно, если не сказать даже, дико и нелепо, выглядела девушка, которая на веранде этого коттеджика находилась. Чем-то едва уловимым она напоминала собой тургеневскую Лизу. Она сидела под яркой электрической лампой, той самой, что привела Виктора в это место, читала какую-то толстую книгу, лежавшую перед ней на столе, и совсем, казалось, не обращала внимания на то, что вокруг нее происходило. Виктор поежился. На мгновение ему показалось, будто у него галлюцинации. Но нет. С рассудком у него все было в полном порядке. Минуты три или четыре, наблюдая за девушкой, он лихорадочно соображал, кто она и как здесь оказалась, но, как ни старался, ничего толкового придумать так и не смог. Потом в нем проснулась свойственная ему подозрительность, и он стал с недоверием озираться по сторонам. Внимательный осмотр внешнего вида коттеджика и окрестностей ничего опасного, однако, не выявил. Вокруг по-прежнему стояла почти полная, если не считать далекого грохота артиллерийской канонады, тишина и какого-либо движения по-прежнему заметно не было. Тогда он снова сосредоточил свое внимание на веранде. "Тургеневская Лиза" к этому моменту уже не читала, она сидела, откинувшись на спинку стула, а ее задумчивый взгляд устремлялся куда-то в недоступную Виктору сторону. Так прошла минута. Затем Девушка вздохнула, перевернула страницу и снова погрузилась в чтение. - Бедняжка, - прошептал вдруг Ребрин с неожиданной теплотой. - И как это ее сюда угораздило. Он тожe вздохнул к наконец, подумав, что девушка, быть мажет, сообщит ему какую-нибудь полезную информацию, двинулся к коттеджу. Шагах в трех от веранды он остановился, кашлянул, пытаясь привлечь внимание, и после того, как девушка, подняв голову, в упор на него посмотрела, испытал нечто вроде шока. Никогда еще за свои неполные тридцать лет ему не приходилось встречать подобной красоты. На мгновение у него даже закружилась голова. Но самое невероятное здесь было не столько в самой красоте, сколько в том, что все во внешности этой девушки - и длинные белокурые волосы, и тонкие черные брови, и небольшие, как у маленького ребенка, припухлости рядом с уголками губ, и еще много-много других, тоже не менее существенных достоинств - поразительно вписывалось в то, что Ребрин мог бы смело назвать эталоном женской красоты в своем понимании. И с каждой пройденной секундой он все больше и больше убеждался - сними сейчас девушка свои желтую майку и черную мини-юбку, под ними также обнаружатся продолжения этой потрясающей гармонии. Только вот глаза у нее выпадали из общего ансамбля. У девушки были синие, а Виктору больше нравились зеленые. Но это, конечно же, при стольких совпадениях нельзя было считать серьезным недостатком... Какое-то время, почти целую минуту, Ребрин стоял в неподвижности, не испытывая ничего, кроме легкого потрясения, очень близкого к тому, что в боксе называют нокдауном. Девушка между тем молча его разглядывала. Она тоже не шевелилась, но каких-либо признаков волнения, вызванного появлением Виктора, на ее лице заметно не было. Потом Ребрин пришел наконец в себя, он сделал еще один осторожный шага сторону веранды, и тотчас же, словно бы испугавшись, девушка захлопнула книгу и, прижав ее к груди, резко поднялась со своего места. - Эй, вы кто? - спросила она громко. - Что вам здесь нужно? Виктор сразу же остановился. Голос девушки, прозвучавший мелодично и нежно, как звон серебряных колокольчиков, вызвал в его душе новую бурю эмоций. Он почувствовал, как откуда-то из нижней части живота начинает стремительными волнами распространяться по всему телу какая-то сладостная горячая истома. И рубашка, и брюки сразу же стали невыносимо тесными. Он хрипло произнес: - Не бойтесь... Я не сделаю вам ничего плохого. - А я и не боюсь,-заявила вдруг девушка. Она улыбнулась, и эта улыбка была столь совершенна, что Ребрин вздрогнул.- С чего это вы взяли, что я должна кого-то бояться? - Ну, все-таки, - начал он неуверенно, - лес, ночь... А вы здесь одна или еще кто есть? - спросил он потом. - Одна, - сказала девушка. - И нисколько от этого не страдаю. Ребрин задумался, не намек ли это, но тут девушка вышла из-за стола, подошла к лесенке, спустилась на одну ступеньку, и все мысли вылетели из его головы. Фигура у девушки, что и говорить, била тоже, как и все остальное, выше всяческих похвал. Виктор почувствовал, как к горячей истоме начинают присоединяться сначала звуки отборнейших тамтамов в ушах, а потом яркий золотистый туман в голове, в втором, кувыркаясь, носились обрывки дежурных фраз, анекдотов и прочей пустопорожней дребедени. - И вам здесь не страшно... одной? - нашелся он наконец. Девушка засмеялась. - Что вы, наоборот, мне здесь очень даже нравится. Здесь очень красиво. Особенно вечерами, Во время закатов. Да и люди сюда почти не заходят. - М-да, красиво,- промямлил Ребрин, соглашаясь и осыпая себя неслышной бранью за отсутствие находчивости. - И сколько же, если не секрет, вы здесь уже живете? - Ну... - Девушка закатила глаза. - Я купила этот дом в начале июня, вот, а сейчас уже середина августа. Получается, уже третий месяц. А почему вы меня спрашиваете об этом? - Да так,- пробормотал он.- Вы хоть с кем-нибудь общаетесь? - Ни с кем. Только со зверушками со всякими. Я ведь, собственно, для того здесь и поселилась, чтобы отдохнуть от рода людского. - Но тогда как же... - начал было он и вдруг замолчал, отводя глаза в сторону. Девушка истолковала эту заминку по-своему. - О, запасов у меня сколько угодно,- сказала она, улыбнувшись. - Сухари, консервы. Я, вообще-то, неплохо готовлю. - Но я не об этом, - сказал Ребрин. - Вы разве не в курсе? За последний месяц в мире многое что изменилось. Она пожала плечами, посмотрела на него вопросительно, а потом покачала головой, давая тем самым понять, что нет, мол, она не в курсе. Он с недоверием на нее уставился. Что-то здесь было не так, что-то здесь настораживало его. Но понять, что именно, ему никак не удавалось. В золотистом, тумане появлялась, правда, на короткие мгновения какая-то здравая мысль, но, как Ребрин ни старался, поймать ее он не мог. Ребрин вздохнул. Девушка же тем временем спустилась еще на одну ступеньку, открыла рот, и звон серебряных колокольчиков снова огласил окрестности. - Ничегошеньки-то я не знаю. А все потому, что ни телевизора у меня нет, ни радио. - Она вдруг бросила на него глубокий волнующий взгляд, и у Ребрина мгновенно покрылись потом спина и ладони. - Жаль, что каникулы уже кончаются,- пожаловалась она потом.- Так не хочется возвращаться в этот шумный и пыльный город. Опять эти бесконечные семестры, сессии, коллоквиумы. Эй, у вас есть имя? - Имя? - переспросил он машинально. Где-то в глубине его сознания мелькнуло удивление по поводу быстроты, с какой девушка перехватывала инициативу, но прислушиваться к доводам рассудка ему хотелось сейчас меньше, чем к чему бы то ни было другому. - Ну да, имя, - сказала она. - У каждого человека есть имя. Вы разве не знаете? Она засмеялась, и Ребрин тоже засмеялся. - Имя,- сказал он, радуясь, что уяснил наконец суть вопроса.- Конечно же, знаю. Меня зовут Виктор Ребрин. Можно просто Витя. А вас? - А меня Лиза. Вы, случайно, не охотник? - Случайно не охо... - начал было он, но тут же замолчал, обнаружив вдруг, что ствол его автомата направлен девушке прямо в живот. - Пардон, пробормотал он смущенно, поспешно опуская оружие. - Э-э... Есть такое дело. Люблю, знаете, пострелять на досуге... куропаток. Да еще этих... вальдшнепов всяких. - Понятно, - сказала девушка и спустилась еще на одну ступеньку. - Это, должно быть, очень интересное занятие, Витя. Вы расскажете мне что-нибудь о нем? - попросила она. - Какой-нибудь случай. Если, конечно, не торопитесь. - Ну, разумеется, расскажу,- пообещал он с готовностью и подумал, а почему бы, собственно, и нет. Времени у меня еще предостаточно, не меньше четырех часов, это точно. Можно, в общем-то, тормознуться тут на часок посидеть, расслабиться, а заодно, чтобы не терять зря времени, поразмыслить над программой своих дальнейших действий. - А я вас за это чаем угощу, - пообещала Лиза. Как-то незаметно приблизившись, она стояла уже совсем рядом, в полуметре, вся какая-то близкая, доступная, желанная. Казалось, протяни только к ней руку, и... Но вот сделать этот последний шаг Виктор все никак не решался. Он даже не осмеливался посмотреть ей в лицо. Ему казалось почему-то, что стоит только это сделать, как девушка тотчас же прочтет его мысли, найдет в них что-то нехорошее и скажет: да пошел, ты, постылый! - Что ж, - пробормотал он наконец. - Если это вас не затруднит... - А заодно вы мне расскажете, какие-такие изменения произошли в нашем глупом и шумном мире, хорошо? Идемте. Она повернулась и, не оглядываясь, ни секунды, должно быть, не сомневаясь, что Ребрин последует за ней, стала подыматься по ступенькам. Но Ребрин за ней не последовал. В самый последний момент он нашел все-таки в себе силы посмотреть девушке в лицо и вдруг обнаружил, что глаза у нее не синие, как ему показалось вначале, а зеленые. Какого-либо вразумительного объяснения этой метаморфозе он придумать не мог, тем не менее он был уверен, что не ошибся ни в первый, ни во второй раз. В голове, как назло, сидела идиотская фраза "а потом она сбросила свой прозрачный халатик...", и только воскресшая с прежней силой подозрительность удерживала его на месте. - Ну, что же вы? Так и будете там стоять? Девушка была уже на веранде. Она стояла, опираясь прямыми руками о перила, смотрела на Ребрина большими, влажными, зелеными глазами и вся такая ладная, строчная, пригожая походила не то на ожившую бронзовую статую античных времен, не то на спустившуюся с небес Афродиту. Да нет, подумал Ребрин неуверенно. Мне, наверное, показалось. Свет, видно, не так падал. И хотя какой-то крошечный червячок в уголке его сознания исступленно кричал, что нет не показалось, что свет тут совсем ни причем, Ребрин храбро ступил на первую ступеньку и стал медленно подыматься вверх по лестнице. В конце концов, успокаивал он себя в унисон с грохочущими тамтамами, что я, собственно, теряю? Ну, посижу, ну чай попью. Программу еще надо обдумать, то-се... Когда он взошел наконец на веранду, девушка услужливо распахнула перед ним дверь, посторонилась, пропуская его вперед, и Ребрин, готовый ко всяким неожиданностям, осторожно переступил порог. Ничего опасного, однако, в этой оклеенной розовыми обоями комнате он не обнаружил. Справа у стены стояли два стула, слева была дверь, а прямо посередине располагалась широкая двухместная кровать, заправленная пурпурным покрывалом. Ребрин успокоился. Не дожидаясь приглашения, он проследовал к одному из стульев, сел и, бросив на ширинку конфузливый взгляд, как бы невзначай закинул ногу на ногу. - Вот так я и живу,- сказала девушка, закрывая дверь. - Пользуюсь только самым необходимым. - Она повернулась к диктору и одарила его одной из своих самых очаровательных улыбок.- Вы какой чай предпочитаете? Индийский или, может, цейлонский? - Все равно, - пробормотал он. - Тогда будем пить индийский, - заключила Лиза. - Сейчас я поставлю чайник, а вы, чтобы не было скучно, полистайте пока журналы. И, кстати, можете снять свое ружье. Думаю, в ближайшее время оно вам не понадобится.Она подошла к Виктору и нежно проворковала: - Давайте, я вам помогу. Ребрин послушно встал, наклонил голову, чтобы девушке было удобнее снять с него автомат, и тут совсем близко от себя увидел великолепную, словно бы выточенную из белого мрамора шею, ощутил дурманящий, аромат надушенных волос, и сразу же звуки тамтамов достигли необычайной силы. Он почувствовал, будто проваливается в какое-то непередаваемо сладостное небытие. Это роковое состояние продолжалось недолго, секунд пять, но и их хватило, чтобы произошло то, что и должно было произойти. Когда Ребрин очнулся, он обнаружил, что желтая майка и черная мини-юбка снявшиеся с девушки как бы сами собой, валяются на полу, а сам он лежит рядом с Лизой на кровати, покрывает ее лицо страстными поцелуями и одновременно с этим безуспешно пытается правой рукой вытолкнуть из-под себя какой-то больно упирающийся ему в бок предмет. Секунду спустя он сообразил, что это ракетница. - Черт! - прорычал он сдавленно. - Подожди. Я сейчас. Он осторожно высвободился из объятий Лизы и к уже валявшемуся на полу автомату присоединил две сумки с гранатами, два пистолета, ленты с патронами" штык-нож, ракетницу и ручной пулемет, который носил за спиной. Девушка между тем наблюдала за ним сквозь полуопущенные ресницы.