Вторжение - [21]

Сорен перелетел на другой выступ и стал смотреть, как Мартин и Гильфи, самые маленькие и хрупкие из «стаи», учатся сражаться ледяными осколками. Это было очень сложное и опасное искусство, и Сорен затаил дыхание, наблюдая за друзьями.

Они фехтовали совсем неплохо, но Сорену все равно было грустно.

«Без поддержки дивизии Ледяных Клювов мы все отправимся прямо в Хагсмир, не долетев до Сант-Эголиуса…»

Сорен вздохнул и снова стал наблюдать за друзьями.

Ледяные осколки были намного меньше мечей, зато гораздо острее.

Правильно нанесенный удар таким оружием практически не оставлял жертве надежды на спасение. Однако фехтование ледяными осколками требовало крепких когтей и исключительной точности, при том, что сражаться приходилось в воздухе и на очень большой скорости.

— Быстрее, еще быстрее, Гильфи! — проухала седая огненная совка. Вдоль плеча у нее шла полоса красноватых «огненных» перьев, из-за которой представительницы этого вида и получили свое название.

Огненные совки были невелики ростом, но, разумеется, покрупнее Гильфи. Будучи самыми маленькими совами в Северных Царствах, они не могли пользоваться тяжелыми ледяными мечами, поэтому разработали сложную тактику сражения на острых, как спицы, ледяных осколках.

— Целься в глаз, Гильфи, и старайся пронзить мозг врага, и тогда ему настанет полный «капутлих».

Друзья уже усвоили, что «капутлих» на кракиш значит «конец» — смерть мозга, желудка и беспомощное падение на землю.

Гильфи и ее соперник, юркий сычик-эльф по имени Гриндлехофф, фехтовали в защитных очках, искусно сделанных из «блау несена» — синего северного льда.

Во время краткого перерыва Сорен подлетел к Гильфи.

— Ну, что скажешь? — пропыхтела запыхавшаяся фехтовальщица.

— О чем?

— Смогу я сражаться ледяной спицей, если сумею еще немного нарастить скорость? — Гильфи замолчала и быстро взглянула в небо. В ослепительной синеве носился красный стремительный вихрь, вооруженный ледяным ятаганом. — Глаукс! Да это же наша Руби! — ахнула она, приглядевшись.

Руби летала лучше всех на Великом Древе и могла творить в небе чудеса. Вот и сейчас она, словно комета, пронзала небосклон, ее алые перья рдели язычками пламени, а смертоносный ятаган, изгибаясь, зловеще поблескивал на солнце.

Но Сорен был не в настроении восторгаться успехами Руби. Тревога пожирала его желудок:

— Ты что, совсем ничего не понимаешь? Ты со своей спицей и Руби с ятаганом погоды не сделаете! Нам нужны гораздо более серьезные силы. Ваши успехи вообще не имеют никакого смысла, понятно? Если Мох не сможет убедить парламент дать нам в подкрепление добровольцев… — Он помедлил и тяжело вздохнул: —…Тогда нам всем наступит «капутлих».

— Новостей нет?

— Парламент Кильского Союза еще не собирался. Самое ужасное, что они соберутся не раньше, чем мы улетим отсюда.

— Но мы улетаем уже завтра! Неужели до этого нельзя созвать внеочередное заседание парламента?

Сорен уныло посмотрел на Гильфи и мигнул:

— Понимаешь, за то время, что мы провели в Северных Царствах, я понял одну вещь. Здешние совы живут по своим законам. Тут ничего не поделаешь, хоть убейся. У этих сов свои правила. Они по-своему охотятся, по-своему выхаживают птенцов, строят гнезда, у них все свое — от способов выщипывания перьев на подстилку птенцам до…

— …прополки льда! — закончил Копуша, опускаясь на выступ скалы рядом с друзьями.

— Прополка льда? — хором переспросили Сорен с Гильфи.

— Угу, — кивнул Копуша. — Пара полярных сов только что во всех подробностях рассказали мне о том, как следует правильно откалывать ледяные мечи, пики, кинжалы и ятаганы. Это настоящее искусство, я вам доложу. Совершенная инженерия! Тебя удивляет, что здешние совы живут по своим законам и правилам? По-моему, ты не вполне понимаешь, о чем говоришь. Вспомни кильских змей, которые учили меня, как закапывать мечи, чтобы уберечь их от таяния и сохранить остроту. Можешь называть это «своими законами», но я полагаю, что это не более чем способ выживания в суровом, скованном льдами краю. Здесь любая ошибка грозит гибелью. Выбор невелик: либо ты поступаешь правильно, либо погибаешь.

Все время, пока Копуша говорил, Сорен не сводил с него пристального взгляда. В этой речи был весь Копуша! Самый вдумчивый и обстоятельный из них, он — в полном соответствии со своим именем — всегда докапывался до сути вещей и явлений, вынося на свет скрытые мотивы и не всегда ясные причины событий.

— Вы видите ту сову, во-он на той скале? — спросил Сорен.

— Ну да, — ответила Гильфи. — А что с ней не так?

— Она — скельд, — ответил Сорен.

— И что она такое делает?

— Поет. В песнях она хранит и передает историю своей земли. Видите ли, я недавно узнал, что скельды — это не только певцы, но еще и хранители истории.

— Глаукс Всемогущий! — воскликнула нетерпеливая Гильфи. — Что же она хранит или воспевает здесь?

— Нас, — невозмутимо ответил Сорен. — Она поет про нас. Про все, что мы тут делаем. Про то, откуда мы пришли. Хотелось бы мне знать, чем закончится ее песня! — со вздохом сказал он.

А в это самое время в самом дальнем конце острова Черной Гагары среди пустынных скал пряталась старая-престарая пятнистая совка. Возле ее лап примостилась змея.