Вторжение. Краткая история русских хакеров - [49]
5 апреля Бабакин снова написал Беттини. «Как у вас со временем для презентации в мае в Москве?» — спросил он итальянца.
По всей видимости, речь шла о презентации программы для ФСБ. В другой переписке [192] указано, что через месяц после этого диалога RCS в Москве продемонстрировали двум разным группам сотрудников силового ведомства. Им показывали, как программа может отслеживать зараженные ноутбуки. «Реакция [ФСБ] была крайне положительной, нам задали много вопросов о возможностях. Из их вопросов стало понятно, что у них есть опыт легальных взломов, но, видимо, у них нет возможности заражать мобильные устройства и Мас», — отмечали в переписке представители Hacking Team.
В 2012–2014 годах «Инфотекс», представляя НИИ «Квант», выплатил [193] итальянской компании 451 тысячу евро. Позже компания заявила [194], что приобрела RCS для «повышения уровня экспертизы компании в области практической информационной безопасности».
«Государственные компании и органы, которые покупали что-то у Hacking Team, покупали это для слежки, — утверждает специалист одной из ведущих российских компаний по кибербезопасности. — Уязвимости покупают не для защиты инфраструктуры, а для активных мероприятий».
В 2013 году Георгий Бабакин ушел из «Кванта» на должность руководителя проектов в департамент информационной безопасности МТС. Это мне подтвердил представитель мобильного оператора Дмитрий Солодовников. Российские оппозиционеры настаивают, что МТС сотрудничает со спецслужбами. В апреле 2016 года российский оппозиционер Олег Козловский и сотрудник Фонда борьбы с коррупцией Георгий Албуров обвинили [195] МТС в участии во взломе их аккаунтов в Telegram: неизвестным тогда удалось перехватить авторизационные коды от аккаунтов жертв взлома, которые должны были прийти им по SMS (но не пришли). Козловский позже рассказал, что МТС в момент взлома отключил службу доставки SMS. В службе поддержки ему заявили, что сделал это отдел технической безопасности компании. Позже активисты выложили квитанции за услуги за апрель 2016 года: и у Козловского, и Албурова в них указано отключение услуг коротких сообщений.
Деятельность российских военных НИИ, в которых занимаются разработкой и исследованиями информационной безопасности, почти всегда засекречена. Их сотрудники находятся под подпиской о неразглашении и к тому же зачастую боятся преследований со стороны государства. Даже родители погибших на Украине российских военных в основном отказывались общаться с журналистами. Я ездил к нескольким, находил могилы их сыновей с венками от Минобороны, но их родственники меня выгоняли и просили больше никогда не появляться. Уголовные дела о разглашении гостайны в последние годы в России заводятся все чаще — и по самым безобидным поводам. Например, в январе 2015 года в госизмене обвинили [196] жительницу Вязьмы Светлану Давыдову: по мнению ФСБ, в апреле 2014 года Давыдова позвонила в посольство Украины в Москве, чтобы сообщить о том, что на Украину направляются солдаты расположенной рядом с ее домом воинской части. Давыдова отсидела два месяца в СИЗО «Лефортово», после чего уголовное дело закрыли, видимо, из-за общественного внимания.
О том, что происходит в военных институтах и чем они занимаются, приходится узнавать из редких новостей. В 2012 году сотрудники НИИ ФСБ № 1, находящегося в подмосковном городе Железнодорожном, пытались [197] незаконно купить микроэлектронику в США — для изучения шифрования. Ранее тот же институт исследовал «антропоморфные методы анализа и обработки речи», «способы автоматического распознавания личности по голосу», «способы изменения и имитации голоса заданной личности».
Иногда о своих исследованиях военные ученые рассказывают сами. В одном из отчетов[198] НИИ «Эшелон» за 2013 год подробно говорится о поисках уязвимостей в зарубежных программах; указано, что «иногда обнаруживаются закладки в продукции (программах и устройствах. — Прим. Авт.)», а «один из способов противодействия подобным угрозам — проверка безопасности программного кода в процессе сертификационных испытаний».
По словам моего собеседника, специализирующегося на безопасности государственных объектов, подобные занятия не имеют смысла. «Идея в том, чтобы злые американцы нам не прислали оборудование с закладками. Оборудование якобы проверяют и перепродают [госкомпаниям]. Это на ровном месте накрутка денег, потому что реально проверить их невозможно, — объясняет источник. — К тому же они продают их без поддержки или с задержкой обновлений. И стоят такие компы в закрытых режимных комнатах, но напрочь дырявые».
«В НИИ работают прошаренные люди — это можно понять, например, из истории про „Квант". Во многих НИИ есть дорогостоящие программы официально „для тестирования на проникновение", а на самом деле для взломов, — продолжает собеседник. — Это графический интерфейс с кучей эксплойтов. Обычно такие вещи покупаются для ФСБ. Такие штуки стоят тысячи долларов в год, но в НИИ ими будто не пользуются. Их держат для интереса спецслужб — они нужны для понимания, какими могут быть атаки».
