Второй сын - [72]

– Я люблю тебя, Гисла, – прошептал он.

Она на миг задержалась в его объятиях, а потом метнулась прочь, побежала к горе. Юбки зашелестели и засвистели, мешая ей, и она, выругавшись, подобрала их, а потом побежала снова, и ее маленькие ступни заплясали по мягкой земле, на ходу ломая хрусткие ветки.

Она бежала, повторяя про себя его имя.

– Хёди, Хёди, Хёди, Хёди.

Он не ушел с поляны, не спрятался в лесу, как она его попросила. Он так и стоял, прислушиваясь, ощущая на языке ее вкус, чувствуя, как от его кожи исходит ее терпкий запах.

Так было проще – попрощаться наспех. Он бы не вынес долгого прощания. Но он должен был убедиться в том, что ее нашли. Что она в безопасности.

Она была ярдах в ста от него, нет, уже в двухстах ярдах, и продиралась сквозь чащу прямо к горе. Она собиралась показаться из леса не на восточном склоне, но севернее, ближе к воротам. Такой дорогой поедет конная поисковая группа: Гисла нарочно бежала прямо на них. От поляны до опушки было не больше полумили. Он запомнил это ночью, когда вошел в лес.

Он услышал вдали приглушенные крики радости. Ее заметили.

16 воинов

Хёд внимательно прислушивался к шуму шагов Гислы, к ее пению, к звукам, что долетали до него со всех сторон: с Храмовой горы, с колокольни, от конных и пеших воинов, рассыпавшихся по склонам в поисках пропавшей дочери, – и потому заметил хранителя, лишь когда тот подошел совсем близко.

Хёд мог еще избежать встречи с ним. Мог развернуться, затеряться среди деревьев, выждать, пока минует опасность. Арвин встревожится, не найдя его на горе. А еще он пропустит последний день состязаний. Но тут уж ничего не поделаешь. Он не может сейчас вернуться на гору – нужно дождаться, пока не спадет суета, пока Гисла не укроется под сенью храма.

Хёд узнал хранителя по звуку – по биению сердца, по ритмичному эху в груди. Он не боялся. Он просто ждал, повернувшись к нему лицом, чуть расставив ноги, надежно опираясь на посох. Глаза он не прикрыл – решил не сглаживать впечатления, которое производила на людей его внешность. Он знал, что его вид многих смущает, но еще не знал, враг ли ему Дагмар. Он надеялся, что нет.

Дагмар остановился довольно далеко от Хёда и прошептал имя Одина – словно готовился к разговору или молил о заступничестве. Он не мог знать, что Хёд слышит его куда лучше, чем Всеотец.

– Тебе не следует бояться меня, хранитель. Но следует ли мне бояться тебя? – спросил Хёд.

Он услышал, как Дагмар накрыл ладонью рукоятку клинка, что висел у него на поясе.

– Ты взялся за кинжал. Значит, следует? – спросил Хёд.

– Ты слышишь сердца других людей… Я должен был догадаться, что ты услышишь мои шаги… услышишь, как я взялся за нож, – сказал Дагмар.

– О да. Ты должен был догадаться. Будь я злом, которым считает меня мастер Айво, ты уже был бы мертв.

– Я пришел за Лиис.

Лиис. Это имя было для Хёда чужим. Оно ему не нравилось. Он вдруг взъярился из‐за того, что Гисле приходилось на него отзываться.

– Лиис из Лиока вернулась на Храмовую гору, – резко сказал он. Он не пустился в объяснения, не стал ничего выдумывать, но лишь сообщил голую правду.

– Но она была здесь. С тобой. – Дагмар утверждал, не спрашивал.

– Она пришла сюда одна. И ушла одна.

– Ради нее ты просил верховного хранителя сделать тебя послушником?

– Я всю жизнь готовился стать хранителем.

– Я спросил не об этом, Хёд.

Хёд не ответил, но Дагмар продолжал – так, словно и без того был уверен в своей правоте:

– Что, если Айво позволил бы тебе стать послушником? Хранителям не разрешено любить. Нам не разрешено жениться, иметь детей. Все сразу узнали бы о твоих чувствах.

– А о твоих чувствах все знают? – спросил Хёд. В груди у него бушевала гроза, но голос звучал спокойно.

Дагмар потрясенно присвистнул, но Хёд, не желая снести его лицемерие, продолжал:

– Ты любишь женщину-тень. А она любит тебя. И все же ты многие годы делаешь вид, что это не так. Я бы тоже мог делать вид.

– Кто ты? – прошептал Дагмар.

Хёд сказал слишком много, и хранитель пытался собраться с мыслями, унять кровь, тревожно клокотавшую в жилах.

– Я лишь слепец, наделенный исключительным слухом.

Дагмар помолчал, словно обдумывая его слова.

– Мы так и будем говорить? Или ты достаточно доверяешь мне и позволишь подойти ближе?

Хёд сосредоточился на звуках, шедших от Храмовой горы, на песне, звучавшей в теле Гислы. Она сидела верхом на лошади, перед каким‐то воином. Они поднимались в гору, и колокола снова звонили, но их перезвон больше не походил на исступленный призыв, а звучал спокойно и мерно.

– Все в порядке, – выдохнул Дагмар. Он тоже услышал перемену.

– Совсем не в порядке, – прошептал Хёд.

Дагмар приблизился, опасливо дыша, не спуская с Хёда настороженных глаз, но Хёд чуть опустил посох, предупреждая, чтобы хранитель не подходил слишком близко. Его нервы были обнажены, чувства истрепаны, а ощущение безграничного счастья улетучивалось по мере того, как Гисла уезжала все дальше. Скоро она окажется за крепостной стеной. Снова. И они разлучатся.

Снова.

– Она забыла свой плащ, – мягко сказал Дагмар.

Гисла забыла плащ? О боги. Она забыла свой плащ.

Он услышал, как Дагмар нагнулся, как поднял плащ с земли.