Второй Шанс - [40]

— Покинешь вас. Правда, что ли, целых три дня валялся? — удивленно уставившись на наркома, спросил я.

— Именно, что, не помнишь ничего? — Берия взял стул и уселся рядом.

— Помню, голова сильно болела. Дальше темнота, — я напряг мозг, пытаясь вспомнить что-то еще.

— Ясно! Ну и наворотил ты дел, «Внучок». Зачем же так со следователем? Ему теперь тоже лечиться придется.

— Лучше бы не пришлось, таких свиней — резать надо. Извините за грубость.

— Не зарывайся, — строго произнес нарком.

— Виноват, Лаврентий Павлович, — я опустил голову, чего-то и вправду разошелся, забыл, с кем говорю.

— Что, сильно перегнул?

— Не знаю, что считается перегибом, просто с людьми обращаться так не надо. Даже с виновными. Мы отличаемся от первобытных людей хотя бы разумом.

— Что у вас получилось, можешь рассказать?

— Олень он! На фронте бы попробовал так себя вести.

— Почему олень? — нахмурился было грозный нарком, но вдруг улыбнулся.

— Да просто показал он себя полным идиотом.

— Шутки будущего? Да, любят у вас следователей.

— Да причем здесь его профессия, человеком нужно быть. Ведь задал вопрос, хоть и дурацкий, на мой взгляд, я спокойно все ему изложил, не выступал, не борзел, даже не шутил. Или ему так приказали? — Теперь я с интересом уставился на Лаврентия Павловича.

— Что приказали? — не понимая меня, Берия сделал удивленное лицо.

Я рассказал Берии содержание допроса.

— Ну да, перегнул немного палку. Вообще-то, разговор должен был быть совсем о другом. Но, я думаю, он уже наказан, тобою.

— Товарищ Берия, мне что грозит?

— А что, чувствуешь вину?

— В том, что сбежал от Истомина, да. А больше, ну, за следака разве что.

— Сергей, ты не можешь успеть везде. Я понимаю твой порыв, даже Иосиф Виссарионович понимает. Но ты не сможешь помочь ВСЕМ! Это-то понятно?

— Да знаю я. Это и гложет постоянно. Но находясь рядом с ребятами, не могу сидеть и ждать, когда их всех убьют. Это они ничего не знают, а мне каково?

— Ты слишком сентиментален и самоуверен. Но это не плохо, те, с кем ты воевал плечом к плечу, готовы идти за тобой на край света, ну или по крайней мере в бой. Наши люди провели небольшое расследование. Ты всех зацепил своим оптимизмом. Люди, правда, тебя оценили, ты нужен им.

Я покраснел, блин, лучше бы ругался. Уж больно сладко заливает.

— Лаврентий Павлович, да чем я их зацепить-то мог? Ну, постреляли немного, парни гораздо больше нужного сделали, я просто был рядом.

— Сергей, мы знаем, где и кто был. Твои затеи, твоя самоотдача. Ты знаешь, что теперь на всем Ленинградском фронте люди даже с тяжелыми ранениями лезут в бой. И при этом отлично воюют! Лебедев, комдив 235-й, знаешь, чего сказал?

— Никак нет, а что?

— Предложил его дивизию после формирования тебе отдать, вместо него, говорит, справишься легко.

— Ну, это он уж явно переборщил. Где я и где дивизия? Просто благодаря тому, что я из будущего, знаний чуть больше, чем у других. Но знания без опыта — ноль без палочки. Я очень рад, конечно, что у людей проснулось чувство уверенности в себе и в друзьях, но про ранения я ничего не говорил. И еще, Лаврентий Павлович, разрешите на чистоту?

— Да ты и так вроде не особо слова выбираешь. — Берия снял пенсне. Смешной он, когда без стекол на носу.

— Очень, очень многое зависит от командира. Вот вы про Лебедева говорили, так если он нормальный человек, то и поступает по-человечески, а не гонит людей на убой. Я тоже с людьми поговорил, его все хвалят, с такими командирами люди и воюют лучше. Просто видят отношение к себе.

— А что касается ранений, — перебил меня нарком, — так и не надо ничего говорить, люди видели тебя, рассказали друзьям, как раненый осколком гранаты сержант бросился в бой с превосходящими силами противника. И вышел победителем.

— Все это сильно преувеличено, я же не один был, чего там один-то навоевал бы? Товарищ Берия, просто ранение вначале позволяло, мне врач говорил потом, что просто запустил я его. Нужно было сразу как следует промыть. И как было не вступить в бой, если по-другому никак?

— Молодцы, я отнес представления на товарищей из твоей группы Верховному Главнокомандующему. Там и ты в списке, — нарком сделал ударение, группа-то МОЯ. Значит…

— Говорю же, Лаврентий Павлович, один я ничего бы не смог поделать.

— А дивизию кто вывел? Они бы так и сидели в этих лесах. Пока немцы их не передушили бы.

— Да вышли бы и сами, просто так совпало. Я вышел к ним, когда комдив уже собирался выдвигаться на прорыв. — В принципе и не врал, все равно бы вышли. Хотя, хрен его знает с какими потерями. Как уж получилось, так и ладно.

— И что с тобой теперь делать? Осудить бойца, при этом награждая, будет как-то нехорошо. Если мы тебя отправим на фронт, как?

— Отлично, Лаврентий Павлович. Только об этом и мечтаю, но разве это возможно?

— Конечно, в тыл к немцам тебя никто не отпустит. Будешь с Истоминым, выявлять обстановку в частях и докладывать наверх. Видишь ли… Ты и вправду приносишь больше пользы, находясь на фронте. Даже врачи это подтверждают. Ты действительно не сможешь специально вспоминать — по приказу, а там у тебя само собой получается. Мы решили рискнуть, но, сам понимаешь, с подстраховкой.