Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя - [49]

Теперь очередь Лаис. Хорошенькая маленькая девочка с коротко стриженными волосами и в очках смотрит на нас с Ривией и робко улыбается. Ее голос и жесты выдают природную застенчивость. Руки покоятся на коленях, пальцы сплетены. Она делает глубокий вдох и рассказывает свою историю. Лаис жила с матерью, которая была не в состоянии заботиться о ней и других детях. Мать много работала в торговом центре и почти не бывала дома. Ее отчим, с которым она жила, избивал ее саму и семерых других детей. Лаис любит всех своих братьев и сестер и знает, где они, кроме самого маленького. Некоторое время она жила со своим биологическим отцом, но тот употреблял много наркотиков, и она в конце концов вернулась к матери. Потом отчим попал за решетку, но мать помогла ему выйти. Мать часто возвращалась домой после полуночи, и девочке самой приходилось ухаживать за братьями и сестрами. Когда она рассказывала матери, что отчим избивал их, та не верила. При этих словах Лаис грустнеет и смотрит на свои ладони. Для нее очень странно, что мать ей не верила. Так продолжалось до тех пор, пока ей не исполнилось восемь – пришел социальный работник и забрал ее. Лаис нравится в приюте, и она хорошо ладит с другими детьми. Когда я спрашиваю, о чем она мечтает, девочка отвечает, что очень хочет увидеть свою самую младшую сестренку.

– Мне бы хотелось увидеть ее хоть разок! – говорит она.

На мой вопрос, кем она хочет стать, когда вырастет, она с улыбкой отвечает, что балериной.

Волшебная страна Швеция

1991 г.

Была середина лета, когда я в первый раз приехала в свой новый дом в Швеции, красный, с цифрой 6 на двери, белыми наличниками на окнах и коричневой оградой по периметру. И хотя я была совершенно измотана процессом своего отъезда из приюта, но за пять недель, в течение которых длилась процедура оформления документов для переезда в Швецию, постепенно смирилась с ситуацией и начала понемногу привыкать к своим новым родителям, Лилианн и Стуре. И все же я еще не в полной мере понимала происходящее. Думаю, существует предел боли и грусти, который способен вынести один человек, и я бы солгала, сказав, что при виде этого дома я не обрадовалась. В конце концов, у меня никогда прежде не было настоящего дома, а здесь нам с Патри́ком – или Пàтриком, как его будут звать потом – предстояло жить, и любопытство взяло надо мной верх.

Не могу описать словами те эмоции, которые охватили меня, когда я вошла в дом. Мы богаты! Я буду жить с богатыми людьми!

Первым делом Лилианн показала мне мою комнату. Помню, словно это было вчера, как я впервые переступила ее порог. Обои были белые с выпуклыми розовыми и голубыми крапинками, которые можно было отдирать ногтями или чем-нибудь острым. Позже, когда я уже немного пожила там, я стала делать на стенах узоры, отскребая эти пупырышки. У меня был белый письменный стол, белый платяной шкаф, а у дальней стены стояла кровать. Это была старомодная кушетка с шишечкой в центре изголовья. Первой моей мыслью было: это не моя кровать! Я ведь видела фотографию в альбоме. Моя кровать была больше, пышнее, а сверху ее укрывал белый плед, ниспадавший до самого пола. Над кроватью был балдахин из прозрачной ткани, отчего она была похожа на домик, заваленный милыми мягкими подушечками. Но в этой комнате не было ничего подобного. И так, и эдак пыталась я выяснить, где моя настоящая кровать. Наконец взяла альбом, который мне дали в приюте, и показала Лилианн фотографию, указывая на кровать и на меня. Лилианн поняла и покачала головой, показав сначала на кровать, стоявшую в комнате, а затем на меня. Я не стала даже скрывать своего разочарования. Моя «принцессовая» кровать, о которой я так мечтала, оказалась подделкой. Меня обманули. Я почувствовала себя дурой и вдобавок разозлилась.

Правильно говорила Камили: белым нельзя доверять.

Когда позже я выяснила, что кровать, которая должна была стать моей, на самом деле стояла в доме соседки и подруги Лилианн, Гуниллы Сандстрём, это ничуть не убавило моего разочарования. Оказывается, она принадлежала дочери Гуниллы, Лизе, девочке на год старше меня. «Ну, конечно! – думала я. – «Принцессовые» кровати бывают только у белых девочек!»

Лилианн и Стуре тем временем продолжили экскурсию по дому. Кухня была невероятно красивая и огромная. Они показали мне гостиную – или, как ее стали называть позже, «лучшую комнату», – и я сразу поняла, что к этой комнате они относились с особым трепетом. Мне там ничего нельзя было трогать, да и вообще, этой комнатой пользовались не так уж часто. Там было очень красиво, и если у меня и возникли бы хоть какие-то сомнения в достатке моих новых родителей, эта комната тут же их развеяла. Потом мы спустились в подвал. Всю нашу экскурсию Лилианн держала Патрика на руках. В подвале был большой телевизор и какое-то устройство под ним. В центре комнаты стояла странная деревянная машина со множеством струн, обмотанных цветной пряжей, занимавшая почти всю комнату. Я вопросительно посмотрела на Лилианн. Она поняла мое любопытство и передала Патрика Стуре. Он, похоже, тоже начал привыкать к ребенку и стал намного увереннее его держать. Я обращала на это внимание, так как не хотела, чтобы он уронил моего брата на пол. Мама мне этого никогда не простила бы.