Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя - [45]

Хозяйка сфотографировала нас всех вместе, и я стояла и улыбалась, как и было велено. Спустя пять минут – или пять часов, – пришло время ехать. Мы все прошли к воротам: мои новые мама и папа, Патрик, хозяйка и еще две работницы приюта, которые мне особенно нравились. Наша новая мама держала Патрика на руках. Он уже не плакал и теперь дергал ее за волосы и очки – но не так, как мне хотелось бы, а скорее, из любопытства. Ворота отворились, и мой новый папа взял меня за руку. Ощущение было невероятно странное. Я могла сама о себе позаботиться, так было всегда, и мне не нужно было, чтобы кто-то – в особенности незнакомец – держал меня за руку. Мы вышли за ворота и пошли по тротуару, прочь от приюта. Я повернулась и увидела, как работницы приюта улыбаются и машут мне руками. Мне стало еще хуже, чем прежде: я ощутила панику и ужас. Реальность вдруг навалилась на меня. Больше не имело смысла притворяться, что все чудесным образом разрешится само собой и станет лучше. Я попыталась вырваться из хватки мужчины – моего нового отца, – потом закричала и заплакала. В отчаянной попытке вырваться я кричала хозяйке приюта, что не хочу уезжать, что я буду хорошо себя вести, буду всем помогать. Я видела, что ей неловко, но не могла ничего с собой поделать. Мужчина крепко держал меня за руку. Хозяйка крикнула, что все будет хорошо, в последний раз махнула рукой, вернулась на территорию приюта и закрыла ворота. Теперь кричать и сопротивляться было бесполезно. Я повернулась и пошла за своими новыми родителями. Вся уверенность испарилась: я чувствовала лишь растерянность и горечь. Я была совершенно одна в этом мире, таком необъятном. Что мне оставалось делать? Мой новый отец держал меня за руку, а новая мать то и дело с беспокойством поглядывала на меня. Но я шла дальше, оцепеневшая и как будто в забытье. Мы сели в такси, которое ждало нас неподалеку от приюта. Я все плакала и плакала, не в силах вынести всего этого… Тогда мне казалось, нет боли сильнее той, что я чувствовала, и я физически не готова была к еще большей боли. Любой человек, которому приходится выживать на улице, должен научиться выдерживать невыносимую боль, хотя бы для того, чтобы не потерять лицо в ситуациях, когда уже не остается ни единого шанса и надежды. Я была напугана, но все же сохранила часть себя за стеной из гордости, и увозила эту часть в неизвестный, новый мир.

Никто не должен увидеть моего страха – а я безумно боялась.

Посещение приюта

2015 г.

Не знаю, сколько мы с Ривией стоим у ворот приюта и ждем, чтобы кто-нибудь вышел и впустил нас. Я вдруг понимаю, что все еще сжимаю прутья калитки, когда появляется мальчик лет семи, который смотрит на нас с любопытством. Я здороваюсь с ним, и он отвечает на приветствие. Нас впускают и велят подождать. Я оглядываюсь, не веря, что все это происходит наяву. Чуть не плача, я отступаю к воротам, потом смотрю на Ривию, которая улыбается мне и участливо спрашивает, как я себя чувствую. Я рассказала о воротах и о моей матери. Когда я говорю об этом, то не чувствую грусти. Внезапно я понимаю, что время сделало то, что казалось невозможным: оно залечило эту рану, хотя и не до конца.

Теперь, снова оказавшись в этом месте, я чувствую не ярость, а любовь. Болезненные воспоминания о том, как меня вырывали из рук матери, навсегда останутся со мной – я и не хочу, чтобы они уходили. Они – часть меня, благодаря им я стала такой, какая есть, но теперь все видится мне совершенно в другом свете. Я вижу картину в целом. Все эти годы мне то и дело говорили, что я должна быть благодарна за то, что получила возможность на лучшую жизнь, и меня это бесило. Человеку свойственно навязывать свое мнение, мысли, чувства и ждать, что все с ним согласятся. Никто, кроме меня, не знает, что я чувствовала и через что прошла. Поэтому никто не может говорить, что я должна или не должна чувствовать. Разумеется, я благодарна за то, что сбежала из грязных трущоб и получила шанс на образование, работу и жизнь в демократическом обществе. Но в мире столько других не менее важных вещей, помимо должности на визитке, модели машины или дизайнерских джинсов. Стоя у калитки, которая теперь кажется гораздо меньше, чем когда мне было восемь, я испытываю благодарность – не за машину, хорошую квартиру или кучу вещей. Я благодарна совсем за другое. Я вдруг понимаю, что уже давно вытянула счастливый билет: когда выжила. Ни у Камили, ни у того мальчика, рывшегося в ресторанной урне, не было этого шанса. Я получила новую жизнь вместе с возможностью самореализации – то, о чем мечтают многие дети, но никогда не смогут получить. Да, было нелегко, и были моменты, когда я думала, что сойду с ума, или когда мне хотелось исчезнуть, но в моей жизни была любовь, дружба, семья и потрясающие люди. Как иначе я оказалась бы здесь и чувствовала бы эту невероятную любовь, благодарность и радость?

Со мной Ривия, а вскоре я получу ответы на свои вопросы. Что случилось, когда меня удочерили? Почему это произошло так скоропалительно, почему при этом не присутствовала моя мать и почему нам запретили видеться? Эти вопросы не давали мне покоя всю жизнь. Я превозмогала себя, я вынуждена была жить с этими болезненными воспоминаниями и с этой утратой. Сейчас я осознаю и помню все это, стоя у тех самых ворот, что когда-то отделяли меня от матери. Этот груз все еще лежит на мне. Но с этими воспоминаниями случилось то же, что и с воспоминаниями о дьяволе, танцевавшем на улицах Диамантины – и оказавшемся просто маской на карнавале. Они остались прежними и как прежде причиняют мне боль, и все же теперь я вижу ситуацию в ином свете и понимаю все иначе.