Второй после Бога - [5]

Король, по его словам, позаботился, чтобы папский посол чувствовал себя как дома, и приказал своим подданным сделать все, чтобы представить страну папскому послу в лучшем свете.

– Небось король еще помнит Молесуорта, – сказал Томас с жесткой улыбкой.

Я спросил, кто такой Молесуорт, но не получил ответа, потому что младшая дочь Томаса позвала нас обедать.

Несколько недель назад у меня спросили, не соглашусь ли я быть проводником нунция в его предстоящей поездке по Норвегии. “Спросили” – более приятное слово, чем “приказали”, сказал Томас, когда излагал мне суть дела. На самом деле выбора у меня не было. Кто станет возражать против желания монарха? К тому же я был так удивлен и смущен тем, что Его Королевское Величество вообще слышал о каком-то жалком секретаре по имени Петтер Хорттен, что никогда не посмел бы отказаться от столь почетного поручения.

Оказалось, что король узнал обо мне от юстициария Верховного суда Виллума Ворма, у которого не хватало слов, чтобы выразить свое восхищение Томасом и мной за наше умение “находить выход из щекотливых положений”, как он однажды выразился. Он имел в виду событие, которое произошло четыре года назад, когда мы с Томасом раскрыли два убийства в трактире на юге Ютландии и через полгода еще одно убийство в усадьбе под Виборгом. Он считал, что в обоих случаях мы проявили “необыкновенную находчивость и сообразительность, а также желание добиться торжества справедливости”, что, по его мнению, было редким сочетанием. Томас с усмешкой сообщил мне, что именно так он и выразился. И то, что я знал Норвегию, говорил по-норвежски и, кроме того, изъяснялся по-латыни не хуже католического епископа, решило дело. Я был назначен проводником и переводчиком нунция и получил титул “секретарь-помощник”.

Секретарь-помощник застонал под грузом внезапно наложенной на него ответственности и встал с койки. С палубы уже донеслись крики, говорившие о том, что большую шлюпку вот-вот спустят на воду. Мимо меня пробежали два матроса, и я велел им вынести на палубу багаж фрейлейн Сары. Я слышал, как они возились и шумели, ожидая, что я поспешу им на помощь, но… секретарь-помощник заморского гостя не носит сундуки и узлы только потому, что ему это приказал какой-то камер-юнкер.

Да, камер-юнкер.

Я снова опустился на койку, потому что у меня возник другой вопрос: каким образом юнкер Стиг оказался в Норвегии?

Когда меня неделю тому назад представили нунцию дей Конти, он весьма неохотно принял мою помощь, потому что намеревался самостоятельно совершить поездку по Норвегии. Секретарь из Датской канцелярии, который представил нас друг другу, покорно, но твердо довел до сведения нунция, что в Норвегии почти нет людей, которые говорили бы на языке, понятном иностранцу, и что к тому же норвежская природа и отсутствие дорог не только затрудняют любую поездку, но и таят всевозможные опасности в виде диких животных, и поэтому с иностранцем, желающим посетить эту страну, они всегда посылают знающего проводника. Дабы подчеркнуть серьезность своих слов, он показал нунцию рисунок отвратительного морского змея, которого в свое время изловили в озере Мьёса. На рисунке было изображено, как змей, напавший на лодку, схватил своими челюстями за талию какого-то человека и тащит его в воду. Рисунок был сделан католическим епископом, так что, по мнению секретаря, у сомневающихся в его подлинности уже не должно было возникнуть никаких вопросов. Нунций равнодушно поглядел на рисунок, потом на меня темными, задумчивыми глазами и кивнул неохотно, – он смирился с моим присутствием.

Четыре дня назад я уложил свои вещи, попрощался с Томасом и его женой фру Ингеборг и вскоре сидел в карете рядом с нунцием, готовый отправиться с ним в Ольборг. Нунций пожелал, чтобы поездки по морю были сведены до минимума, поэтому я предложил, чтобы мы отправились в Северную Ютландию, откуда могли бы самым коротким путем добраться морем до Норвегии. К тому же там, на севере, велась оживленная торговля, и нам было бы нетрудно найти попутный корабль. Однако не успел кучер взмахнуть кнутом, как у дверцы кареты неожиданно появился благородного вида молодой человек, который представился камер-юнкером Стигом Бьельке-Гюстровом, сыном Тюге Бьельке-Гюстрова, владельца земель в Брауншвейг-Кёнигслюттере. Он вежливо поклонился и выразил сожаление по поводу того, что при дворе ему приказали сопровождать нас в нашей поездке по Норвегии. Его слуга уже начал грузить в нашу карету его багаж.

Нунций дей Конти сильно разгневался, он по очереди на все корки бранил юнкера, меня и кучера, но в конце концов должен был успокоиться. Камер-юнкер имел письмо от Датской канцелярии, в котором выражались сожаления по поводу изменения плана, однако это был недвусмысленный приказ высшей королевской инстанции – благородный юнкер должен сопровождать нунция, дабы обеспечить ему защиту.

Его Высокопреосвященство нунций дей Конти смягчился не так быстро. Всю дорогу через Шелланд, Фюн и дальше, пока мы ехали по Ютландии, он просто-напросто отказывался признавать существование юнкера и его слуги. Нунций смотрел на юнкера как на пустое место, делал вид, что не замечает его попыток завязать разговор, словно звук его голоса был всего лишь скрипом каретных колес, и обращался исключительно ко мне, когда хотел получить ответ на свои многочисленные вопросы. Абсурдное положение: четыре человека в карете, из которых двоих как будто не существует!