Второй после Бога - [15]

Смех сотряс помещение, а я словно окаменел. Этот смех и недоброжелательство, звучавшее в их словах, приковали меня к месту. Наконец я вскочил и стукнул рюмкой о стол так, что осколки брызнули во все стороны.

– Господа! Следующего, кто осмелится нелестно отозваться о человеке, которому… которому вы и в подметки не годитесь, до которого вам далеко, до его мужества и отваги… о человеке, который никогда не позволит себе смеяться над глупостью других, даже если она настолько очевидна, как ваша… Следующего, кто позволит себе смеяться над ним, я собственноручно… отделаю так, что он подавится своими словами.

Меня трясло от гнева, я сипел и хрипел. Должно быть, я напугал их – нагнувшись над столом, я смотрел им в глаза, пока они не замолчали и с виноватой улыбкой один за другим не покинули помещение.

Городской судья смущенно кашлянул:

– Гм-м, да, некрасиво получилось. Вы – наш гость, и мы должны были оказать вам… – Он запнулся и рукавом смахнул со стола осколки стекла. Потом отвел глаза и закашлялся.

– Уважаемые господа! – Я подошел к двери. – Надеюсь, вы перемените тон и ваши злобные выпады останутся в прошлом. Доброй вам ночи!

Хотя усталость терзала меня хуже нарывов, я долго не мог уснуть. Слова горожан о Томасе Буберге растревожили меня. Кто, интересно, пустил в оборот эти истории и связал их с именем Томаса? Это были обычные не очень умные, полушутливые байки, которые уличные мальчишки и сплетницы принимают за расхожую истину. Бродячие анекдоты, которые можно услышать в любом месте. Но тут они были связаны с именем живого человека. Это было необычно и недопустимо, тем более что этим человеком был профессор Томас. Я решил завтра утром спросить у городского судьи, где он их слышал, – этому следовало положить конец. И поскольку самого Томаса здесь не было, позаботиться об этом должен был я.

Между прочим, Томас… Вот негодник! Отправился с судном дальше, в Христианию. Только сообщил мне, где будет находиться, чтобы я, в случае необходимости, мог его найти. В случае необходимости! Да нет, не нужен он мне! Как будто я сам не справлюсь! Может, он не верит в мои способности? Может, приехал в Норвегию, чтобы следить за моей работой в качестве секретаря-помощника?

Впрочем, вряд ли, ведь он уехал дальше, в Христианию.

В нижнем этаже уже давно все затихло, и весь город, казалось, отправился на покой. Я кипел от гнева, когда поднялся к себе и немного приоткрыл окно, выходившее на улицу. Мое внимание привлек слабый звук, доносившийся снизу и похожий на шепот. Я хотел было встать и взглянуть, кто это бродит по улице в такую пору, но меня одолела знакомая всем лень. Если по улице шли воры, меня это не касалось. По мне, так пусть бы всех горожан – вместе с самим городским судьей – начисто обобрали, только бы никто не тронул мои пожитки, которые в данную минуту были надежно пристроены в ногах кровати. Где-то в доме скрипнули половицы, открылась дверь, медленно, осторожно. Я насторожился. Мне показалось, что звук донесся из соседней комнаты, которую занимал нунций. Кто-то прокрался в коридор и, неслышно ступая, спустился по лестнице. Я встал и осторожно выглянул в окно. Какой-то человек с фонарем, висящим на палке, которая лежала у него на плече, ждал внизу у лестницы. Он что-то невнятно сказал тому, кто к нему спустился, и они оба пошли по дороге.

В одном из них безошибочно угадывался нунций с его угловатыми движениями, думал я, поспешно натягивая на себя одежду, потом зажег фонарь и заторопился за ними. Я видел их фонарь, мелькавший впереди между домами, поэтому с двух сторон прикрыл свой и постарался подойти к ним как можно ближе. Нунций и его спутник остановились, прислушались, подозрительно вглядываясь в осеннюю темноту у них за спиной. Я замер, прижавшись к стене и стараясь с ней слиться. За стеной дома слышался многоголосый храп.

Те двое, очевидно, успокоились и перешли через площадь. Они молчали. За какой-то оградой протяжно выли коты, их вой напоминал детский плач. Я чуть не споткнулся о гнилой кабачок, который валялся на площади после торгового дня. Бродячие собаки еще не добрались до него.

В облике незнакомца, идущего рядом с нунцием, мне чудилось что-то знакомое. Они свернули направо, на боковую улицу, а потом – в узкий проулок между двумя домами, зашли за ограду. Я крался за ними, останавливаясь и прислушиваясь у каждого угла; неожиданно я оказался в небольшом дворе, окруженном с трех сторон домами, попасть в него можно было только тем путем, которым прошел я. Двор был пуст, если не считать горы мусора. Те двое исчезли.

Я стоял в растерянности и уже жалел, что не разбудил юнкера Стига и не взял его с собой. Но извинял себя тем, что на это у меня не было времени, хотя в глубине души понимал, что не сделал бы этого ни в каком случае.

В доме передо мной было темно и тихо, в доме справа сквозь приоткрытые ставни виднелся слабый свет. Я подкрался к окну и заглянул сквозь тонкую ткань, закрывавшую щель в ставнях, но тут же отпрянул в темноту двора. Два пьяных солдата и полуодетая девка с бутылкой у рта вряд ли имели отношение к исчезновению нунция.