Второй пол - [31]

II

Как мы видели, участь женщины в первобытном племени очень тяжела; у самок животных репродуктивная функция естественно ограничена, а когда она реализуется, особь практически полностью избавлена от других забот; только самок домашних животных требовательный хозяин доводит порой до истощения, эксплуатируя как их репродуктивные, так и индивидуальные возможности. Вероятно, во времена, когда борьба с враждебным миром требовала полного привлечения всех ресурсов общины, так же обстояло дело и с женщиной; к бремени беспрестанного и беспорядочного деторождения добавлялись тяжелые домашние обязанности. Однако некоторые историки утверждают, что именно на этом этапе меньше всего выражено мужское превосходство; правильнее было бы сказать, что превосходство это переживается еще непосредственно, его не полагают намеренно; никто не пытается восполнить жестокую обделенность и неполноценность женщины, но никто и не стремится ее притеснять, как это будет позже, при патерналистском строе. Неравенство полов не закреплено ни в каких институтах, да и сами институты отсутствуют – нет ни собственности, ни наследства, ни права. Религия нейтральна: все поклоняются какому-нибудь бесполому тотему.

Лишь когда кочевники закрепились на земле и стали земледельцами, возникают первые институты и право. Человек уже не ограничивается суровой борьбой с враждебными силами; он начинает конкретно выражать себя через образ, предъявленный им миру, осмыслять этот мир и самого себя; в этот период дифференциация полов отражается в структуре сообщества, приобретая особый характер: в земледельческих общинах женщину часто наделяют необычайным авторитетом. Авторитет этот объясняется главным образом тем совершенно новым значением, какое приобретает ребенок в цивилизации, основанной на обработке земли; обосновавшись на той или иной территории, люди присваивают ее себе; возникает собственность, пока в коллективной форме; она требует от владельцев потомства; материнство становится сакральной функцией. Многие племена живут общиной, но это не значит, что женщины принадлежат всем мужчинам сообщества; сегодня уже никто не верит, что брак когда-либо существовал в форме промискуитета, но религиозное, социальное и экономическое существование мужчин и женщин является только групповым, их индивидуальность остается чисто биологическим фактом; брак в любой форме – моногамии, полигамии или полиандрии – также является чисто мирской случайностью, не создающей никакой мистической связи. Для супруги он ни в коей мере не является источником угнетения, она продолжает быть частью своего племени. Племя целиком, объединенное одним тотемом, мистически обладает единой маной, а материально – владеет одной территорией. В соответствии с процессом отчуждения, о котором я говорила выше, племя осмысляет себя на этой территории в объективном и конкретном образе; то есть через постоянное место обитания оно реализуется как единое целое, чья идентичность сохраняется в дисперсии времени. Только такой экзистенциальный подход позволяет понять дожившую до наших дней идентификацию между племенем, людьми, семьей и собственностью. Земледельческая община замещает мировоззрение кочевых племен, для которых существует только сиюминутное, новым мировоззрением, где жизнь коренится в прошлом и присваивает себе будущее: она поклоняется предку-тотему, который дает имя ее членам, и глубоко заинтересована в своих потомках – ведь ее жизнь продолжится в земле, которую она им завещает и которую они будут обрабатывать. Община сознает себя как единое целое и хочет, чтобы ее существование сохранялось не только в настоящем: она узнает себя в детях, признает их своими, реализуется в них и в них преодолевает себя.

Но многим первобытным людям неведомо, какое участие принимает отец в деторождении; детей рассматривают как реинкарнацию духов предков, витающих вокруг определенных деревьев и скал, в некоторых священных местах и нисходящих в тело женщины; иногда полагают, что эта инфильтрация возможна, только если женщина утратила девственность, но другие народы верят, что она точно так же происходит через ноздри или через рот; так или иначе, дефлорация здесь вторична и по разным мистическим причинам редко считается привилегией мужа. Мать же безусловно необходима для рождения ребенка; она вынашивает и питает зародыш в своем чреве, а значит, через нее передается в видимом мире жизнь племени. Тем самым она играет главную роль. Чаще всего дети принадлежат к роду матери, носят его имя и пользуются его правами, в частности правом на землю, находящуюся во владении рода. То есть общинная собственность передается по женской линии: благодаря женщинам члены общины обеспечены полями и урожаем, и наоборот: поля и урожай принадлежат к тому или иному владению благодаря матерям. Значит, можно сделать вывод, что в мистическом плане земля принадлежит женщинам: они имеют одновременно религиозную и правовую власть над землей и ее продуктами. Связь, объединяющая их, теснее, чем просто владение; для материнского права характерно самое настоящее отождествление женщины и земли; в них обеих воплощается в разных обличьях непрерывность жизни – жизни, в основе своей рождающей. Кочевникам рождение детей кажется всего лишь случайностью, а о богатствах земли они не ведают; земледелец же восхищается тайной плодородия, расцветающего в борозде пашни и в материнском чреве; он знает, что сам рожден так же, как скот или хлеб, он хочет, чтобы его племя порождало новых людей, которые увековечат его, увековечивая плодородие полей; вся природа представляется ему матерью; земля – это женщина; и в женщине обитают те же неведомые силы, что и в земле