Второй пол - [28]

или службе, наподобие военной. Требование рожать детей является для женщины куда более глубоким вторжением в ее жизнь, чем для граждан – регламентация их занятий: ни одно государство еще не дерзнуло сделать коитус обязательным. Женщина вкладывает в половой акт и материнство не только время и силы, но и главные ценности. И напрасно рационалистический материализм пытается игнорировать этот драматизм сексуальности; половой инстинкт не поддается регламентации; нельзя исключить, что в нем самом не заложен отказ от своего утоления, говорил Фрейд; но несомненно то, что его нельзя включить в сферу общественного, потому что в эротизме присутствует бунт сиюминутности против времени, бунт индивидуального против всеобщего; желание канализировать или эксплуатировать его может его убить, ибо с живой стихией нельзя обращаться как с инертной материей и тем более нельзя насиловать ее, как насилуют свободу. Невозможно прямо принудить женщину рожать: все, что можно сделать, – это ограничить ее такой ситуацией, из которой не будет иного выхода, кроме материнства: закон или нравы требуют от нее вступить в брак, противозачаточные средства и аборты оказываются под запретом, развод не допускается. Эти древние правила патриархата воскресили сейчас в СССР; там возродили патерналистские теории брака; и тем самым государство пришло к тому, что вновь потребовало от женщины стать эротическим объектом: в одной недавней речи советских гражданок призывали изящно одеваться, пользоваться косметикой и кокетничать, дабы удержать мужей и разжечь в них желание. Этот пример наглядно показывает, что женщину невозможно рассматривать только как производительную силу – для мужчины она сексуальный партнер, детородное устройство, эротический объект, Другая, через которую он ищет самого себя. Сколько бы тоталитарные и авторитарные режимы ни запрещали единодушно психоанализ и ни заявляли, что у граждан, присягнувших на верность коллективу, индивидуальных драм быть не может, эротика остается опытом, где всеобщее всегда уступает индивидуальному. И для демократического социализма, где уничтожены классы, но не индивиды, вопрос индивидуального удела будет полностью сохранять свое значение – и будет полностью сохранять свое значение разделение полов. Половые отношения, связывающие женщину с мужчиной, отличны от его отношений с ней; а связь женщины с ребенком не сводима ни к какой другой. Не только бронзовое орудие породило женщину – и одной машине ее не уничтожить. Требовать для нее всей полноты человеческих прав и возможностей не значит закрывать глаза на особенности ее положения. А чтобы ее понять, нужно выйти за рамки исторического материализма, который видит в мужчине и женщине только хозяйственные единицы.

Иными словами, мы по одной и той же причине отвергаем и половой монизм Фрейда, и экономический монизм Энгельса. Психоаналитик будет толковать любые социальные требования женщины как феномен «мужского протеста»; для марксиста, наоборот, в женской сексуальности лишь выражается более или менее сложным и косвенным путем ее экономическое положение; но ни категории «клиторальный» и «вагинальный», ни категории «буржуазный» и «пролетарский» равно не способны описать конкретную женщину. В основе как индивидуальных драм, так и экономической истории человечества лежит экзистенциальная инфраструктура, и только она позволяет понять ту особую форму, какой является человеческая жизнь, в ее единстве и цельности. Ценность фрейдизма обусловлена тем, что существующий есть тело; в том, каким образом он воспринимает себя как тело среди других тел, находит конкретное выражение его экзистенциальная ситуация. Точно так же в марксистской теории верно то, что онтологические притязания существующего обретают конкретный облик в зависимости от имеющихся у него материальных возможностей, особенно тех, что открывает перед ним техника. Но ни сексуальность, ни техника не способны ничего объяснить сами по себе, не будучи включены в целостную человеческую реальность. Именно поэтому у Фрейда запреты, налагаемые сверх-я, и влечения «я» выглядят как случайные факты, а в очерке истории семьи у Энгельса наиболее важные события происходят как будто внезапно, по прихоти таинственного случая. В своем стремлении понять женщину мы не станем отвергать определенных достижений ни биологии, ни психоанализа, ни исторического материализма; но мы будем исходить из положения, что тело, половая жизнь и технические средства конкретно существуют для человека лишь постольку, поскольку он осознает их в общей перспективе своего существования. Ценность мускульной силы, фаллоса, орудий труда определяется лишь в мире ценностей: она обусловлена основополагающим проектом существующего, трансцендирующего к бытию.

Часть вторая. История

I

Этот мир всегда принадлежал мужчинам – и ни одно из предложенных объяснений этого факта не показалось нам убедительным. Чтобы понять, как возникла иерархия полов, мы рассмотрим данные этнографии и истории первобытного общества в свете философии экзистенциализма, философии существования. Как мы уже отмечали, когда сталкиваются две категории людей, каждая из них хочет навязать другой свое господство; если обе они в состоянии отстаивать это требование, между ними устанавливаются обоюдные отношения, иногда враждебные, иногда дружественные и всегда напряженные; если же одна из них имеет преимущество, она одерживает верх над другой и всячески старается держать ее в угнетении. То есть мы понимаем, что у мужчины возникла воля к господству над женщиной; но какое преимущество позволило ему осуществить эту волю?