Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов - [38]

В августе 1939 года пугало, тактический прием, резерв на крайний случай, как угодно, – германо-советское сближение обрело самоценность. Гитлер и Сталин просчитали каждый для себя, как использовать неожиданно возникшую заинтересованность одного в другом к своей пользе.

Заключение, что Англия и Франция не станут воевать за Польшу, фюрер выводил из состояния их вооруженных сил. За исключением ВМС, они имели мало общего с серьезными «предупреждениями» и «предостережениями» правительств двух держав. Боеспособность Красной армии оценивалась в Берлине еще ниже, хотя события на Халхин-Голе породили некоторые вопросы. От них профилактики ради лучше избавиться.

Сталина преследовали иные кошмары. В 1937–1938 годах по его приказу были уничтожены трое из пяти маршалов – М. Тухачевский[215], А. Егоров, В. Блюхер, 11 заместителей наркома обороны, 75 из 80 членов Высшего военного совета СССР, 14 из 16 командующих армиями. Среди убитых или репрессированных – все 8 адмиралов, 60 из 67 комкоров, 136 из 199 дивизионных и 221 из 397 бригадных командиров, около 35 тысяч офицеров рангом ниже. Это не идет в сравнение с числом генералов и старших офицеров, погибших в сражениях 1941–1945 годов. Ничего подобного не мерещилось, надо думать, пентагоновским плановикам, разрабатывавшим в недавнем прошлом операции по «обезглавливанию противника»[216].

«Победы» у озера Хасан и на Халхин-Голе были восславлены советской пропагандой примерно так же, как некоторыми политиками и публицистами сейчас возводятся в категорию «переломных событий» Второй мировой войны отдельные союзнические операции, в частности, в Северной Африке, в которых было задействовано по паре дивизий с обеих сторон. Сталин нуждался в самогипнозе, чтобы сгинули «мальчики кровавые в глазах» и чтобы в «сказку, сделанную былью», поверил внешний мир: с отсеченной головой Вооруженные силы Советского Союза грозны, как никогда.

Если, однако, взять труд ознакомиться с совершенно секретной запиской наркомата обороны СССР, в которой анализировались действия регулярных частей у того же озера Хасан, в глаза бросится полнейшая неразбериха в армии, отсутствие у офицеров элементарных навыков вождения подразделений больше роты или батальона[217]. Это неудивительно, ибо полками и дивизиями командовали вчерашние старшие лейтенанты и капитаны, сплошь и рядом без среднего школьного образования. Даже наиболее талантливых из них, сколько ни поливай, невозможно было вырастить с сегодня на завтра в Ганнибалов или Суворовых. Время ставило свои непреложные пределы.

Когда приступ безумия 1937–1938 годов чуть отпустил, основной заботой Сталина было, выставляя напоказ твердость и решительность в малом, остерегаться крупных испытаний. Этому не противоречат впечатляющие, судя по официальным данным, приготовления к вмешательству на стороне Чехословакии в кризис августа-сентября 1938 года и концепции, излагавшиеся К. Ворошиловым и Б. Шапошниковым на военных переговорах с англичанами и французами в августе 1939 года. Что проку в груде самолетов, танков, артсистем, длинном перечне номеров дивизий, когда личный состав с грехом пополам выучен рукопашному бою, и не больше того?

Сталин знал это лучше кого бы то ни было. Поэтому он искал встречи с агрессором не в поле, а за игорным столом, который в политике тем отличается от обыкновенной рулетки, что из неудачника трясут не деньги, а нечто иное. Остановить сползание к пропасти. Коль это невозможно, то прислониться к сильному. В любом варианте не оказаться между молотом и наковальней, другими словами, в войне на два фронта.

Готовился ли Советский Союз помогать Польше в одиночку, убедившись, что Варшава реальной помощи от Англии и Франции не получит? Был ли грубый и резкий отказ поляков от сотрудничества причиной или поводом для смены московских вех? По-видимому, это все-таки два разных вопроса. Вне союза, обязывающего партнеров к практическим действиям в случае агрессии против одного из них или государства, которому даны совместные гарантии союзников, риск оказаться в вооруженном конфликте с Германией и, скорее всего, одновременно в конфликте с Японией был для Сталина неприемлем. «Соглашение Арита-Крейги» было в контексте озабоченностей Сталина наихудшим аккомпанементом к последнему раунду тройственных переговоров.

Свою роль при наведении мостов от Шпрее к Москве сыграло отточенное умение нацистов играть на слабых струнах контрагентов. На Сталина, несомненно, произвела впечатление «широта» подхода Гитлера. Он не «мелочился», и, действительно, в несколько часов диктаторы обделали то, на что «традиционалистам» недостает десятилетий. Правителю восточного склада припомнить бы в недобрый час древнюю восточную мудрость: слишком хорошо – уже нехорошо. Забыл и обрек себя на нечто, вместо того чтобы посвятить себя чему-то. Из страны – синонима антифашизма Советский Союз скатился почти до заложника нацистской политики экспансии. Он изменил «утопии», ввязавшись в интриги с кликой – воплощением всех мыслимых извращений.

Сталин мог бы, наверное, возразить: не забывался он[218]. Чтобы вбить клин между Германией и Японией, он выпил бы на брудершафт с самим чертом. В начале августа 1939 года Москва, по-видимому, не исключала – как альтернативу полудоговоренностям с англичанами и французами – соглашение общего плана с Берлином