Второй день на царствии - [57]

— О каком это параличе вы нам тут воркуете, голубь? — сделав непонимающее лицо, спросил Афанасьев.

— А о таком, что международный финансовый регулятор запретит Сбербанку осуществлять все международные платежи и закроет все корреспондентские счета банка, во всех мировых структурах с какими банк сотрудничает, — со знанием дела заявил Грех.

— Да уж, — почесал за ухом Верховный, — а я ведь признаться, был, куда большего мнения о ваших интеллектуальных способностях, Герман вы наш Оскарович. Или, может быть, вы так умело притворяетесь умственно недоразвитым? Напомните-ка мне о доле иностранных акционеров в банке, который вы по ошибке считаете своим? Ну-ка…

— Сорок целых и две десятых процента, — напыжился тот от осознания своей значимости. — Мы — транснациональная финансовая компания, в которую инвесторы с удовольствием вкладываются, потому что мы стоим на острие всех инновационных процессов в мире…

— Слышали-слышали мы про это уже, — отмахнулся Афанасьев. — То есть, фактически и юридически, почти наполовину, эта компания принадлежит им? А теперь ответьте нам, где вы видели таких дураков, которые бы объявляли санкции самим себе? Впрочем, одного такого осла я сейчас вижу перед собой. Он объявил санкции собственному банку, добровольно отказавшись от полутора миллионов только частных вкладчиков, как минимум. Я уж не говорю о расчетных счетах юрлиц. Но и это еще не все. Этот осел, вложил в докапитализацию своей «дочки» на Украине в позапрошлом году 500 миллионов долларов, которые благодарные ему украинцы тут же конфисковали. Вот, Сергей Иваныч, — обратился он к Рудову, — учись, как надо объявлять санкции собственному банку и вкладчикам. Держу пари, что до такого маразма ты бы никогда не дошел!

— Это было решение правления, основанное на рекомендациях самого Президента, — сразу поскучнел Грех.

— Кстати, Сергей Иваныч, — снова обратился Верховный к своей «правой руке», — запиши там где-нибудь себе, вынести на ближайшее заседание Высшего Совета вопрос об ограничении в 25 % количества голосующих акций в совокупной собственности иностранных нерезидентов. А также о принудительной продаже государству излишков этих акций, если в предприятии имеется доля государственных органов.

— А если каждый из иностранных держателей акций не имеет 25 %, то, что тогда? — уточнил Рудов, чиркая что-то у себя в блокноте.

— Тогда в равных долях срезать у каждого из них. И еще, — добавил, почесав нос в задумчивости, — отметь там же, чтобы запретить принимать решения на общих собраниях акционеров, которые бы шли в разрез с интересами народного хозяйства. А то знаю я этих хитрованов, они ведь запросто могут совершить фиктивную продажу своих долей прикормленным ими нашим акционерам, и те рады будут стараться выполнять забугорные приказы.

— Вы сумасшедшие люди! — воскликнул Грех. — Это против всяких правил!

— Форма должна соответствовать содержанию, — менторским тоном возразил ему Афанасьев. — Сумасшедшей страной должны управлять исключительно сумасшедшие люди!

Последние слова диктатора словно сбрызнули живой водой, поникшего было Греха. Он опять попытался развалиться на небольшом стуле.

— Знаете, что я вам скажу, господа генералы?! Своими необдуманными действиями вы навлекли на бедную Рашку целый водопад гнева таких могущественных сил, что даже и выговорить страшно. И этот водопад, в скором времени, просто смоет вас в канализацию исторических казусов. Напрасно вы меня и моих товарищей заключили в застенки. Вам этого не простят. У вас был шанс, через меня, путем некоторых уступок, наладить конструктивный диалог с мировой цивилизацией, которую я олицетворяю на данной территории, но вы его бездарно упустили. Смерть прилетит к вам на безжалостных крыльях «томагавков». Но если вы меня сейчас отпустите, то я так и быть, по простоте душевной, попрошу, чтобы вам дали пожизненное где-нибудь в штате Нью-Мексико.

— Вы закончили? — спокойно спросил его Афанасьев, на лице которого не дрогнул ни один мускул.

— В общем и целом, — промурлыкал Грех.

— Тогда так. Во-первых, — Афанасьев опять удивительно легко для своей комплекции перегнулся через стол и ловко влепил банкиру хлесткую пощечину, от которой он, не ожидая ничего подобного, кубарем и с воплем покатился со стула на пол, — это тебе, гнида, за Рашку! Во-вторых, нашел, чем меня пугать?! Да по планам Стратегического командования Вооруженными Силами США только на мое личное уничтожение выделено три ядерных боеголовки по 350 килотонн каждой. Сейчас уже наверняка больше. В-третьих, я невысокого мнения о мировой цивилизации, избравшей тебя — такого дурака, своим представителем. Видимо кризис интеллектуального развития проник и в мировое закулисье. И в-четвертых, перестань визжать, как поросенок, а то вон люди смотрят, — кивнул он в сторону двери, где столпились охранники и Михайлов, сбежавшиеся на крики, — вставай и ступай описывать свои художества за последние 13 лет. И помни, дрыщ, если я твою писульку получу позже, чем признательные показания Хосиса, для тебя это будет означать только одно. Смерть. Я словами не разбрасываюсь, тем более на людях. Охрана!