Второй арап Петра Великого - [7]
Так как дело больше не шло о бунте, венецианским властям пришлось согласиться с решением Городского совета, но за это они потребовали от города увековечить память Буёвича. Горожане это условие выполнили, но тоже, как будто на половину. Они установили на месте его гибели памятную плиту но, как бы памятуя, что о мёртвых говорят либо хорошее — либо ничего, не написали на ней ничего — ни единого слова.
История тоже предпочла избавиться от убитого капитана, как от испорченного товара — вычистив его имя со своих страниц, в отличие от его противников Змаевичей, прочно вошедших в историю, — мало какая семья на свете удостоилась чести быть представленной в энциклопедии сразу четырьмя своими представителями. А о кавалере же Вицко Буёвиче напоминают лишь: пустая каменная плита на стене дома, возле которого он испустил дух, здание городского музея, с балкона которого, он когда-то сбросил архитектора, да хранящийся в нём портрет, с прекрасно прописанными латами, мехами, бархатом и шёлком, но с совершенно неразличимым от времени лицом.
Картинка: Сквозь резную барочную раму венецианского зеркала мы видим отражение серебристо-серой мостовой, на которой, среди фиолетовых теней, лежит кавалер Вицко Буёвич. Над ним склонились, словно сошедшие с картины Рембрандта «Урок анатомии доктора Тульпа», горожане Пера ста. С неистребимым интересом к устройству человеческого тела, они разглядывают внутренности свежезарезанного капитана. Тяжелыми волнами струится чёрный бархат, тускло мерцают кинжалы, в перерезанном горле клокочет неестественно-алая, местами чёрная, кровь. Всё нестерпимо-красиво, почти до омерзения. Съёмка в стиле позднего Гринуэя.
Сцена четвёртая
Shoddy fram
Но, наша история, стремится всё дальше, навсегда оставляя за спиной маленький Пераст, а перед нами, как и перед нашем героем, открывается огромный мир, с его событиями и страстями, на фоне которых, трагедия, приключившаяся с ним на берегах Боко-Которского залива, кажется лишь прелюдией к его настоящей, подлинной жизни.
На этом месте мы сделаем «стоп-кадр» — для того чтобы немного поговорить о великом искусстве писать сценарии.
Буду откровенен: знаю я очень мало, а понимаю ещё меньше, поэтому, вряд ли могу считаться экспертом, в какой-либо области знаний, тем более в таком сложном и таинственном предмете как сочинение сценариев. Поэтому, я в своих суждениях могу полагаться только на мнение людей сведущих, настоящих профессионалов своего дела. Так вот, по мнению этих людей — хорошим тоном великого сценарного искусства считается специально вставить в сценарий парочку заведомо «непроходных» сцен, как правило, не имеющих прямого отношения к основному сюжету. Делается это исключительно для того, чтобы босс киностудии мог эту парочку сцен спокойно вычеркнуть, реализовав тем самым свою жажду к сокращениям и экономии, не нанеся, при этом, большого вреда сценарию фильма. Такие сцены имеют даже специальное название — «Shoddy fram», что переводится с английского толп как «Дрянной кадр», толп как «Фальшивая сцена».
Ну, раз так полагается, что же я могу поделать, кроме того, как вставить в наш сценарий Shoddy fram — на ваше усмотрение, разумеется.
Итак: у Вицко и Джеллы Буёвич был сын Стефан. Не могу сказать, что у него было счастливое детство. Когда Стефану было пятнадцать лет, на его глазах убили отца. Его мать в Перасте ненавидели и презирали. А пострадавших от козней его родителей был, почитай, весь город. Всё это могло быть благодатным полем для того, чтобы из него вырос закомплексованный злодей, вроде Мордаунта из книги Александра Дюма «Двадцать лет спустя», ненавидящего весь мир, включая себя самого. Но — Бог милостив — вышло всё совсем наоборот В отличие от своих родителей, Стефан Буёвич был человек совершенно иного порядка. От отца он унаследовал только храбрость, а всем другим — мужеством, честностью и справедливостью, больше походил на своего приёмного дядю — Матиа Змаевича. Когда ему исполнилось двадцать пять лет, он отправился в Россию, и принёс Змаевичу свои извинения. Поступок не только мудрый и справедливый, но и опасный, учитывая то, что в глазах Венецианской республики, Матиа всё ещё был государственным преступником. Своей добротой и справедливостью Стефан быстро завоевал симпатии перащан, и к тому времени, о котором пойдёт наш рассказ, был одним из самых уважаемых граждан города. О том, как он стал главным героем одного очень важного для Пераста события, вошедшего в его историю под название «Дело Грило», и будет мой рассказ.
Случились это событие в 1747 году, то есть через тридцать семь лет, после изгнания Змаевича из родного города, и к основному сюжету нашего фильма, конечно, никакого отношения не имеет. Но так как автор, наподобие античных трагиков, терпеть не может оставлять незавершёнными сюжетные линии, прошу вас — досмотрите эту сцену до конца. Тем более, что это всего лишь Shoddy fram, и вы всегда успеете просто вымарать её из сценария, тем самым почувствовав себя ещё раз боссом кинокомпании.
Среди прославленных и отчаянных перастских капитанов, первой половины XVIII столетия, самым славным и самым отчаянным слыл капитан Кристо Цветкович прозванный «Грило» — сверчок. Как и все дети капитанских семей, выходить в море он начал очень рано — юнгой на кораблях своего отца. Потом Грило нанялся моряком на военный венецианский корабль. Там он, благодаря своей храбрости и одаренности, быстро продвинулся по службе, получив чин лейтенанта. Вполне возможно, что со временем он стал бы и адмиралом, но авантюрный характер, любовь к приключениям, а также жажда славы и богатств, заставили его избрать иной путь. Снарядив хорошо вооруженный и быстроходный корабль, Грило приобрёл патент капера, дающий частному лицу, с разрешения властей воюющего государства, право нападать на военные и торговые корабли неприятеля.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.