— А мне на тебя наплевать.
Внутри у Жолта все задрожало, горло на какой-то миг напряглось, и он лихорадочно прислушался к себе. Но напряжение быстро прошло. «Ну конечно, — думал Жолт, — что спрашивать с Дани, если солнце ему кажется серым, косулю он принимает за зайца и на завтрак глотает барий. Жалко тратить на него время».
Жолт подозвал Зебулона, бросил свитер и приказал:
— Стереги!
— И он будет стеречь? — спросил Дани.
— Попробуй отнять!
Дани протянул руку. Зебулон издал грозное глухое ворчание, и все тело его напружинилось. Рука Дани приближалась. Зебулон примял свитер передними лапами, коротко тявкнул и встал.
— Зебу! — испуганно крикнул Дани. — Неужели ты смог бы…
— И еще как! — сказал Жолт. — Его давно уже не приходится дергать за уши. Он становится злым по команде. Ну что?
— Любопытно, — сказал Дани и устало прилег на траву.
— Почти все, что Зебулон делает, он делает для того, чтобы мне угодить. Знаешь, старик, когда я копаюсь иглой в его ранах, он стоит точно вкопанный и следит лишь за тем, чтоб меня случайно не рассердить. А когда я сержусь, он просто трясется от страха.
— А почему сейчас ты не заикаешься? — вдруг спросил Дани, приподнимаясь на локте.
— Это никому не известно, — помолчав, сказал Жолт.
— Что за черт! Просто так, ни с того ни с сего, у тебя отнимается язык? Я ни разу не слышал, чтоб ты заикался.
— Многие заикаются. Ты даже не представляешь, как много заик. У Восточного вокзала есть институт. Знаешь, какая там толчея? Как в продовольственном магазине.
— Отчего эта пакость бывает?
— Оттого, что человека оскорбляют. Например, ему говорят: ты гаденький хулиган.
— Взял бы да смазал разок за такое.
— Отцу?
— Это дело другое! Тогда все понятно!
— Ничего тебе не понятно. Беда не в том, что говорят, а в том, что ты этому веришь.
— Да ты свихнулся!
— Врач видит массу страданий, они его закаляют, и потому он мыслит очень решительно, без всякой чувствительности, — вот что сказал лечащий меня врач. Я и сам был свидетель: когда человек отдал концы — ведь ты понимаешь, что это значит, — врач сказал: он экзитировал, и все.
— Мой отец тоже мыслит решительно. Он ведь военный, — сказал Дани. — И зудит, все время зудит, что я мало ем и останусь вот таким лилипутом. Но ведь должны быть на свете и лилипуты! Правда? Так что на это мне наплевать.
Лоб Дани, однако, прорезала злая морщинка, — значит, ему было не наплевать.
— Сколько в тебе сантиметров?
— Откуда мне знать!
— Да ты ростом еще обставишь отца. Вот увидишь, мое предсказание сбудется.
Дани весь просиял:
— Вот была бы потеха! Я смеялся бы как помешанный.
Дани задумался.
— Не понимаю, как это… и сколько может оно продолжаться? — спросил он затем.
— Ты имеешь в виду заикание? Амбруш считает, что это от страха. Я квакаю от страха перед отцом.
Жолт мрачно смотрел перед собой.
— А кто такой Амбруш?
— Он меня лечит. Мой врач. Ну и голова этот Амбруш — блеск! А его лечение — сила. Можно ставить Знак качества. Я так считаю.
— Хочешь заморочить мне голову?
— Ни капельки. Это в самом деле захватывающе. Мы играем, занимаемся тестами. Знаешь, что такое тесты?
— Не очень.
— Например, так. Перед тобой кладут доску, а на ней разноцветные чернильные кляксы. И ты должен сказать про кляксу все, что взбредет тебе в голову. То есть что в этих кляксах ты видишь. Получаются самые разные и весьма любопытные фигуры. По-моему, это картины. Говорить можно что хочешь. Амбруш только смеется. Слушай, старик, посмотрел бы ты, как он смеется.
— А что ты увидел в кляксе?
— Смотрю я, к примеру, на такое пятно и говорю: «Это дьявол; он охвачен красным пламенем. Тут врата ада». Отлично. Амбруш очень доволен. «А тут карабкающиеся по краю пропасти люди, они хотят броситься в пропасть». Если перевернуть, получается майский жук, только без усиков. Я снова переворачиваю и вижу карикатуру: молодой бородатый субъект или лисий мех, шкура. А если прищуриться, голова клопа…
— Стой! Где ты выуживаешь весь этот вздор? — спросил недоверчиво Дани.
Жолт ткнул пальцем в небо:
— Там. Вон из той тучи, если хочешь. Всмотрись в нее хорошенько и тоже увидишь, что это не туча, а голова клоуна. Он ухмыляется. Да или нет? Говори же!
— Там и правда что-то похожее на голову… и волосы даже растрепаны…
— Правильно. А вот этот лист с веткой — морской конек. Если же посмотришь отсюда — ласточка. А этот — король в какой-то дурацкой короне.
— Да, действительно, — задумчиво сказал Дани. — Послушай, Жоли, твой врач тебя просто экзаменует. С какой стороны ни смотри, выходит экзамен.
— Ах, и я так вначале думал. Но говорю тебе: это совсем не экзамен.
— Тогда чего же он добивается кляксами?
— Точно не знаю. Но игра просто отличная.
— Может, он заставляет тебя говорить, чтоб потом, когда ты запнешься…
— Нет. Это делают при исправлении речи. Нужно отбивать ритм и читать стихи. Послушай, как хорошо: «Там, внизу, в городе, вспыхивает электричество, а наверху, в огромном небе, сверкают тысячи звезд; электричество земное, звезды небесные, электричество юное, звезды древние».
— И правда неплохо, — одобрительно сказал Дани.
— Я только должен следить за тем, чтобы не повторяться. Я всегда, как идиот, повторялся. Но сейчас я уже туда не хожу… Амбруш считает это излишним.
