Второе нашествие марксиан: Беллетристика братьев Стругацких - [27]

У Кафки такие подчиняющиеся разным законам и недоступные бюрократии стоят между героями и пониманием и обретением, которое они ищут. То же самое происходит здесь. Для Переца Лес воплощает смысл жизни. Для Управления, как Перец слышит в смешанном телефонном обращении директора, «смысла жизни не существует и смысла поступков тоже». Управление не заинтересовано в том, чтобы на самом деле понять Лес, «жизнь» или что-нибудь еще. Напротив, «оно очень любит так называемые простые решения, библиотеки, внутреннюю связь, географические и другие карты». Иными словами, подобно любой другой бюрократии, его первейшая функция — самоувековечение. Какие бы научные цели официально не ставились перед ним, они давно забыты. Конечно, в нем не действуют и моральные или этические критерии. Как мы видим и в других произведениях Стругацких, наука и прогресс должны базироваться на прочном нравственном основании, иначе они принесут больше вреда, чем пользы. Управление — порождение неправильно направленного человеческого разума. «Разум не краснеет и не мучается угрызениями совести», — слышит Перец по телефону, — «он лживый, он скользкий, он непостоянный и притворяется».

По иронии судьбы, когда Перец наконец попадает в Лес, его надежды не сбываются. В самом деле, бок о бок с его первоначальным невысказанным удивлением, он находит Лес «тошнотворным». Эта реакция едва ли удивит читателя, который следовал за Кандидом в его попытках избежать непреодолимой и гнетущей жизни Леса. «Жизнь» здесь значит, двусмысленно, не просто рост и размножение, но и сопутствующие смерть и упадок, которые, в конце концов, тоже жизненные процессы. Лес — не понимающий, добрый родитель, которого ищет Перец, в лучшем случае он равнодушен, а местами — злонамерен. Подавленные своим окружением, обитатели деревни Кандида почти буквально — люди земли — живущие в грязевых хижинах с муравьями, питающиеся грибами, ферментированной растительностью и даже съедобной землей, отданные во власть невежества, узкомыслия, предрассудков и страха.

Их окружение оправдывает такие тенденции. Среди угрожающих феноменов, с которыми эти люди вынуждены бороться, — «мертвяки». Это приблизительно гуманоидная, но нечеловеческая форма жизни ярких оттенков, с обжигающе горячей кожей, круглыми головами, глубоко сидящими глазами и длинными руками, которыми они хватают женщин и уволакивают их в глубь леса — чтобы съесть, как полагают аборигены. В ходе введения в мир Кандида (глава 2) встречаются также упоминания о деревнях, полных странным народом и озерах, покрытых утопленниками, о Подругах и Одержании, и о полном ужасов ландшафте, раскинувшемся за околицей деревни. Но это не отвращает Кандида от его путешествия, в которое его сопровождает жена, Нава.

Мы начинаем понимать, насколько реальны и странны феномены этого зловонного мира, только когда доходим до описания визита Переца — в центральной, шестой главе. На биостанции, куда Перец был привезен получать зарплату, миры Леса и Управления пересекаются. Первое знакомство Переца с «жизнью» Леса происходит в ходе извержения природной клоаки. Этот отвратительно пахнущий бассейн, наполненный кипящей массой протоплазмы, переваривающей все, что в нее попадает (включая мотоцикл), размножается, выбрасывая несколько дюжин шариков «белесого, зыбко вздрагивающего теста», которые уходят, теряясь среди растений. Это не то противостояние со смыслом жизни, которого ожидал идеалист Перец. Он быстро делает вывод, что неспособен понять Лес:

«Я здесь побыл, я ничего не понял, я ничего не нашел из того, что хотел найти, но теперь я точно знаю, что никогда ничего не пойму… Между мной и лесом нет ничего общего, лес ничуть не ближе мне, чем Управление».

Перец одинок в своем экзистенциальном отчуждении, как был одинок в поиске окончательного смысла. Для его товарищей, работников Управления, лесная биостанция — просто еще одно место, где они могут спать с женщинами, напиваться и предаваться иным порокам. Даже наиболее амбициозные исследователи ставят целью напечатать статью, а не понять Лес. В ходе своего краткого пребывания на биостанции нелюбовь Переца к Управлению перерастает в отвращение, а его отвращение к Лесу — в страх. К концу главы Перец — лишившийся иллюзий и angstvoll — не хочет ничего, кроме как оказаться далеко и от Леса, и от Управления.

Две последующие главы обозначают аналогичное завершение странствований Кандида, завершение более разоблачительное, если не более достигшее цели для героя. Здесь повествование становится абсолютно сюрреалистическим, когда Кандид и Нава натыкаются на деревню, которая выглядит покинутой, хотя на самом деле в ней много людей в состоянии приостановленной жизни. Когда наступает ночь, яркий лиловый туман наполняет деревню, люди возвращаются к жизни, и Кандид обнаруживает себя в гуще необъяснимого, похожего на сон, ритуала, в ходе которого он едва не теряет Наву. Утром Нава пробуждается, держа в руке скальпель — в своей простоте и незнании она думает, что это животное, заползшее к ней, — и они с Кандидом наблюдают затопление деревни.

Путешествуя, они находят и другие странные места — теплое озеро, где плавают дюжины обнаженных женщин, покрытый туманом холм, с которого волна за волной сходят насекомые и чудовища. Гротескный оттенок этого мира чувствуется в описании последнего эпизода.