Второе дыхание - [66]

Шрифт
Интервал

— Начинай!..

Те забо́тали по воде кольями, сходясь все ближе и ближе, постепенно сужая круг.

Не прошли они и половины заводины, как на чистой воде меж кувшинками взыграл здоровенный бурун. Большой темно-бронзовый линь вывернулся на поверхность, показав литую толстую спину, ударил коротким сильным хвостом и снова ушел в глубину.

— Крепче держите! Сейчас саданет! — крикнул Василий Гаврилович сдавленным голосом, вызванивая от напряжения зубами.

Сетка и в самом деле дрогнула, поплавки колыхнулись, пустили волну. Кол, которым Петр Петрович натягивал сетку, дернулся вдруг, словно живой, и теперь даже издали было видно, как сетка посередине надулась шаром, а поплавки принялись нырять, словно молодые утята.

— Дер-жи-и!.. Уйде-о-от!.. — закричал Василий Гаврилович что есть мочи.

Петр Петрович отбросил кол. Увязая в илистом дне, оскользаясь на топляках и корягах, ринулся к середине сетки, где, запутавшись в ячеях, мощно бурунила воду сильная рыбина. С маху, всем телом кинулся он на сетку, пытаясь сгрести и выхватить ее из воды вместе с запутавшимся линем. На помощь ему спешил Василий Гаврилович, Петр Петрович слышал, как бурлила за зятем вода, но сам уже ничего не видел вокруг, беспомощно барахтаясь на глубине, моргая залитыми водой глазами.

— Эх, раз-зява, упустил!.. — с сердцем выругался Василий Гаврилович где-то рядом.

— Очки... Где мои очки? — растерянно бормотал Петр Петрович.

Без очков лицо его сделалось беззащитным, беспомощным, словно у новорожденного, даже немножко жалким.

Всем сразу стало не до линя.

Семен и Колька побросали колья и вместе с Василием Гавриловичем принялись искать очки. Зять, водя ногою по дну, мучился, переживал про себя, слышал или нет Петр Петрович его «раззяву». Семен тоже принялся щупать ногами дно. Колька нырял.

Скоро со дна поднялась такая густая ржавая муть, что держать глаза в воде открытыми стало невозможно. Первым не выдержал Семен; нетрезво пошатываясь (успел уж хватить перед тем, как лезть в воду), в длинных «семейных» трусах, облеплявших мокрые волосатые ляжки, полез на берег. За ним, не в силах больше терпеть холодину низовой воды, выскочил посиневший Колька, а потом и зять вывел за руку беспомощного Петра Петровича.

Колька с синюшными от ледяной воды губами, с серой гусиной кожей и мокрыми сосульками волос на голове, торчавшими, словно перья, прыгал на одной ноге, норовя попасть другою в ускользающую штанину. Попал наконец и, словно кошка за убегающей мышью, кинулся к брошенной в траве сетке, покрытой тиной и водорослями, накрыл ладонями какой-то предмет. Потом вскочил, поднял его над головой и торжествующе понес к Петру Петровичу.

— Вот они, ваши очки, дядь Петь!

На лице у него сияла самая неподдельная радость.

Петр Петрович тоже обрадовался. Попросил носовой платок, тщательно протер очки, водрузил себе на нос.

И сразу же все вокруг встало на свои места, приняло привычные очертания. Прежнюю уверенность и солидность обрело и лицо Петра Петровича.

После случая с очками следить за Колькиным поведением стало неловко, но изредка Петр Петрович все же поглядывал на племянника.

Поставили на ночь жерлицы, запалили большой костер, сварили уху. Семен принялся угощать под уху водкой, но Петр Петрович почти совсем не пил, а Василий Гаврилович, отпив из стакана до половины, остальное вернул хозяину.

Рыболовом Семен оказался плохим. Зато в дерматиновой сумке у него, в которой Никитишна носила хлеб из ларька, позвякивали целых три поллитровки. Две из них после ухи были уже пусты. Нижняя губа у Семена отвисла. Сам он полулежал у костра, упираясь короткими куцыми пальцами в землю, шарил в воздухе свободной рукой и невнятно мычал — чего-то просил.

Василий Гаврилович догадался, сунул в рот ему папиросу. Семен тряхнул головой, хотел поблагодарить, но папироса вывалилась из губ, а сам он упал и вскоре же захрапел, с неловко подвернутой под себя рукою.

Петр Петрович предложил сходить осмотреть жерлицы. Втроем они направились к базальтово-темной полоске воды.

Жерлицы оказались пустыми, лишь на одной из них сидел небольшой щуренок.

Вернулись к костру. Колька держался как ни в чем не бывало. После осмотра жерлиц он сразу прилег и заснул, как человек с самой чистой на свете совестью. Лишь в середине ночи, когда трючки и те перестали трюкать и кругом была разлита густая, немножко жуткая тишина, Петр Петрович, внезапно проснувшись, увидел: Колька сидит у костра и тоскующими глазами смотрит на потухающие уголья, по которым уже там и тут пробегали синие язычки эфирного пламени.

— Ты почему не спишь? Племянник вздрогнул.

— Комары кусают, дядь Петь, ноги больно уж чешутся, — ответил он и добавил: — А потом, этот вон разбудил... — и дернул головой куда-то влево.

Там, шагах в пяти, возле ели, в слабом отблеске костра рисовалась квадратная фигура Семена.

— Он все толкал меня, просил: налей, горит!.. А потом мне на ногу наступил, — жаловался Колька.

— Ко мне, вот сюда ложись. Да возьми вот, накрой свои ноги, — снимая с себя пиджак, сказал Петр Петрович племяннику.

Тот клубочком свернулся рядом и моментально уснул.

А Петр Петрович заснул не сразу. Лежал, вслушиваясь в нудный звон комаров, в сиплый кашель и осекающееся дыхание Семена. Тот долго шарил в траве руками и что-то вполголоса, как в полусне, бормотал. Но вот снова послышался звяк бутылок, вздох облегчения и умиротворенное бульканье...


Еще от автора Александр Дмитриевич Зеленов
Призвание

Это книга о судьбах русских иконописцев, ремесло которых революция сделала ненужным, о том, как лучшие мастера, используя вековые традиции иконописи, применили их в новых условиях и сумели создать совершенно новое искусство, поразившее весь мир. В книге рассказывается о борьбе, развернувшейся вокруг этого нового искусства во второй половине 30-х годов, в период культа личности Сталина. Многое автор дает в восприятии молодых ребят, поступивших учиться в художественное училище.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.