Второе дыхание - [10]

– Хорошая женщина. – Потом взглянула на него и добавила: – А ведь она страдать будет. Биться. По тебе тосковать. А ты сбежал.

– Все правильно Матрена, все правильно. Ты уж мне поверь!

Теперь он чувствовал, как слабеет – день ото дня. С каждым днем, словно по капле, по песчинке из него уходили силы. Теперь он все больше спал, понемногу читал. Вечерами приходил к Матрене в избу. Пили чай, много молчали. Она заваривала ему какие-то травы. Он, конечно, пил, чтобы не обижать Матрену, но понимал, что помогают они мало. Да это было бы смешно. Теперь он страницу за страницей перелистывал свою жизнь – и оказалось, что так мало было в ней хорошего. Только Вера и те короткие пару лет, что они были вместе. Много это или мало? Конечно, жестоко, чудовищно мало! Но спасибо и за это. Наверно, и это он не очень-то заслужил.

Разумеется, он не знал, что Вера долго искала его – нашла его клетушку в бараке, откуда его, как оказалось, выписали за неуплату. Отыскала его владимирских знакомых, но те ничем не могли ей помочь – ведь последние годы он ни с кем не общался, ему вполне хватало одной Веры. Наконец кто-то из прежних приятелей вспомнил, что он когда-то снимал угол у какой-то бабки в деревне. Но названия деревни вспомнить никто не смог. Она объездила все близлежащие к городу деревни – но его не нашла.

К сентябрю ему стало совсем худо. Он понимал, что скоро начнутся боли, и этого, естественно, боялся больше всего. Матрена уговаривала его вызвать врача – но он отказывался. Она толкла какие-то горькие и пахучие корешки, и он, морщась и преодолевая отвращение, пил их. Он уже временами начал проваливаться словно в забытье – и тогда ему опять снилась или виделась та широкая и спокойная река, и ровное, без единого облачка, яркое, голубое небо, и старая, ветхая лодка, с потемневшими и треснувшими веслами и ржавыми уключинами. И он на дне лодки, лежа на подстеленном ватнике, смотрит в небо. Лодка медленно плывет по течению, и на душе у него покой и благость. Только он не очень понимает, куда плывет и к какому берегу пристанет. Но это почему-то не очень огорчает его.

Вечером к нему зашла Матрена. Принесла молока и черствый пирог с повидлом. Он выпил молоко, отломил небольшой кусок пирога и с усилием прожевал его, потом совсем без сил откинулся на подушку и закрыл глаза.

– Перебирайся в хату, – строго сказала Матрена. – Хватит дурить!

– Завтра, – пообещал он. – Завтра – обязательно.

Он взял Матренину руку и, как мог, крепко пожал ее. Матрена погладила его по голове.

Он долго спал, а когда проснулся, тяжело и осторожно встал, надел свитер, джинсы, теплую куртку и разношенные, старые Матренины сапоги. Потом вышел из сарая и медленно пошел к реке. Идти было недалеко – метров триста. Но и этот путь показался ему бесконечным. На берегу он нашел старую лодку, привязанную толстой, мокрой веревкой к крепкому корявому суку. Он отвязал веревку, тяжело, с трудом, влез в лодку и веслом оттолкнулся от берега. Лодка медленно поплыла. Он лег на дно и закрыл глаза. Было зябко, и он поплотнее закутался в куртку. Потом он, наверное, заснул, а проснулся от тревожного и громкого вскрика какой-то птицы. Открыв глаза, увидел слабо и медленно светлеющее небо и яркую оранжево-желтую полосу света на горизонте. Птичий гам набирал обороты и становился сильнее и стройнее. Он увидел высокий и крутой обрывистый берег реки и темную полоску отдаленного, густого леса. Потом небо окончательно просветлело, и неяркое, почти белое, солнце прочно заняло свое законное место.

Он старался не думать о том, что лодку когда-нибудь прибьет к какому-то берегу. А может, река впадает в другую реку, более полноводную, а потом еще в одну – у реки ведь не бывает конца, – а та, скорее всего, в море. Обязательно в море. Он улыбнулся. На душе было легко и спокойно. Лодку слегка закружило на месте, но потом ее спокойный и плавный ход снова выровнялся. Он закрыл глаза.

«Последнее путешествие, – подумал он. – И надо же, совсем не страшно!»

Река казалась длинной и бесконечной – гораздо более долгой, чем жизнь.

Случайные обстоятельства

Самолет, пружинисто подпрыгивая, вздрогнул и наконец мягко притормозил. В салоне экономического класса раздались аплодисменты.

Эля улыбнулась и оглядела своих попутчиков. В бизнес-классе аплодисментов не было: серьезные, хорошо одетые люди неспешно захлопывали крышки ноутбуков и собирали бумаги. Стюардессы приветливо улыбались и помогали достать вещи с верхних полок. Стройный стюард с лицом молодого Алена Делона услужливо подал Эле ее портфель и плащ.

– В Москве тепло, мэм, – с улыбкой на английском заметил он.

– Знаю, – ответила она по-русски. – Но погода в Москве так переменчива.

Потом она шла по резиновому «рукаву» и спрашивала себя: «Ну что, подруга, дрейфишь? Да ну, ерунда, – отвечала она сама себе. – С чего бы это?» Пусть сейчас дрейфят все остальные, а она… Она свое отбоялась. Теперь она победительница. Все ниц!

Она улыбнулась и прибавила шагу. Глянула на свое отражение в стекло. «Ничего себе, дамочка сорока пяти лет! – с удовольствием подумала она. – Шейка, грудка, попка, ножки – какая прелесть вы, миссис, однако!»