Второе дно - [45]

И тотчас остановилась, бессильно привалившись к косяку.

Права была мама: мужчин от ведьмовской хижины следует держать подальше, если только есть такая возможность. Тао пробыл в моем доме чуть меньше суток — а только-только выскобленные полы уже заляпаны кровью, постель на лежанке проще сжечь, чем отстирать, рабочий стол на кухне потемнел из-за долгой работы над мазями и притирками для этого недобитка, любимое домашнее платье испорчено…

Я заглянула за занавеску на кухне, обнаружила на приступке печи аккуратно разложенную для просушки ветошь и прислоненный к стене таз и отчего-то почувствовала себя еще более уязвленной, чем если бы Тао после утренних обтираний бросил все и удрал в Мангроув-парк, не выплеснув воду.

И простыню, простыню он не вернул!

Пыхтя, как самый злобный еж на свете, я залезла в кладовку и достала весь свой арсенал щеток и чистящих средств, взявшись за уборку с таким тщанием, словно мысли о треклятом камердинере можно было выскоблить из головы, как грязно-зеленый травяной налет с отсыревших досок, если приложить достаточно усилий.

Снаружи бушевал шторм, и мангры в безмолвной мольбе тянули к небу узловатые ветви, трепеща листвой. Альциона следовала за мной из комнаты в комнату, порой перелетая с места на место, чтобы пропустить меня к очередной полке, но потом неизменно садилась рядом, нахохлившись, и укоризненно свистела. Но я не прекращала бушевать, как затяжной летний шторм, и неуклонно изгоняла из домика пыль, грязь и невесть откуда взявшийся мужской запах, приятно-солоноватый и въедливый, как сам Тао.

Остановиться я смогла только на чердаке, не сумев отыскать место, где альциона вчера распорола мне руку.

Памятный сундук с ветошью стоял на месте, нетронутый. Ворох перьев, ярко отметивший масштаб моей недальновидности, исчез. Несколько темных капелек крови — тоже.

— Что за…

Из-за плеча повеяло холодком. Я покрылась мурашками и резко обернулась — но, разумеется, ничего не увидела. Зато выбившийся из пучка локон вдруг затрепетал, словно на него кто-то подул, отбрасывая с лица.

Я ругнулась и непреклонно подмела чердак, прежде чем спуститься с твердым намерением вернуть весь уборочный инвентарь на место и разобраться с распоясавшимся призраком. Уже внизу спохватилась и, перехватив поудобнее метлу, выглянула на веранду — но обнаружила только соленую лужу у лестницы. Серебряных монеток, которыми накрыли глаза Тао, не было, и оставалось только догадываться, кто решил их судьбу — разыгравшаяся буря или оскорбленный в лучших чувствах Терренс Джей Хантингтон III. В любом случае, бороться за них я не собиралась — да и выглянула только для того, чтобы вымести их из дома.

Согнав воду с досок, я вернулась в домик и под заинтересованный свист альционы достала из шкатулки два маленьких зеркальца, установив их на кухонном столе под углом друг к другу, так что на меня уставились две одинаково взмыленные ведьмы. Я наморщила губы и вытащила из волос шпильку.

Зеркальца были маловаты, но других в моем домике не водилось. Я отсела подальше, раздраженно перебросив распущенные волосы за спину. За левым плечом они словно наткнулись на что-то, и две ведьмы в зеркалах стали куда больше походить на взъерошенных кикимор, но я только потерла руками лицо и негромко велела:

— Явись, мертвый, незваный!

Повеяло холодом, откуда-то донесся шум быстрых крыльев. Первой в зеркалах явилась альциона — незваная, но, очевидно, живая. Я вздрогнула, когда она обрушилась на мое плечо — правое. На левое она с некоторых пор не посягала вовсе, и, пожалуй, мне было чересчур интересно, почему.

Призрак не отзывался.

— Явись, мертвый, незваный! — с нажимом повторила я, подавшись вперед, — но в зеркальцах по-прежнему отражалась только я да альциона. За левым плечом было пусто.

Я не поленилась встать и задернуть занавески, заподозрив, что духа смущает дневной свет. Кухонька погрузилась в полумрак, шелестящий за окном ливень будто стал громче — но и третий призыв остался без ответа, что могло значить только одно: я звала неправильно.

— Явись, мертвый, призванный! — сама себе не веря, произнесла я: во время спиритического сеанса мне и в голову не приходило целенаправленно кого-то звать, и пустота за левым плечом моего отражения только подтверждала самую неадекватную догадку.

Я глухо выругалась, помассировала виски, едва не спихнув альциону, — и, чувствуя себя круглой дурой, обреченно пробормотала:

— Явись, живой, незваный!

Здравый смысл подсказывал, что на подобный призыв вполне мог явиться хоть юный Терренс, хоть сам Тао, будь он неладен; взгляд я поднимала неохотно, заранее догадываясь, что увиденное мне не понравится.

И, разумеется, не ошиблась.

За спиной обоих моих отражений стоял, положив руку мне на левое плечо, седой изможденный мужчина. Возраст изрезал его лицо глубокими морщинами и неподъемным грузом улегся на плечи, потихоньку пригибая к земле, но даже он ничего не смог поделать с упрямой линией рта и проницательным взглядом выцветших от старости глаз. Под ногтями на его руке темнела грязь. На расшитую золотом церемониальную мантию налип нежный голубой пух, и между резных зубцов короны застряло длинное маховое перо.