Вторая жена - [88]

Несколько секунд я не могла читать дальше.

— О, Натан…

— Ты в порядке? — спросила Роуз.

— Я кивнула.

«… все, что могу сказать в оправдание своего поведения по отношению к тебе, это то, что чувства и страсти захватывают нас совершенно неожиданно. Именно это случилось со мной, когда я полюбил Минти. Я и сейчас люблю ее и хочу сказать следующее: в ней было и сохранилось до сих пор много прекрасных качеств, которыми невозможно не восхищаться. Ты сама это заметила, когда познакомилась с ней. Ей было намного труднее, чем она ожидала. Поэтому я снова прошу тебя — если ей и детям нужна будет помощь, если она попросит или даже не будет просить об этом, помоги ей…».

Я отложила письмо, взяла сумку и поднялась на ноги.

— Почему ты не рассказала мне о нем? Я знаю, что его слова причинили тебе боль, но ты должна была сказать мне.

Ответ Роуз был коротким и честным.

— Да.

— Это все упрощает.

— Да, думаю, так и будет. Но я не думала о тебе, Минти.

Итак, молчание Роуз не было местью, и я не могла ожидать ни большего, ни меньшего. Голова кружилась, я слишком плохо себя чувствовала, чтобы идти домой. Мне удалось выговорить:

— Он знал, что я никогда не любила его, как должно. Правда. — Я уже плакала открыто. — Это чувствуется в письме.

Роуз сложила его и убрала в стол.

— Когда Натан ушел, я разлюбила его, как он и хотел. Это было неизбежно. Не было никакого другого способа выжить.

Мы смотрели друг на друга. Между нами лежало наше прошлое, которое мы оплакивали. Она подняла пакет:

— Еще кое-что. Он просил Тео прислать мне это. Думаю, это что-то вроде личных заметок. Я не читала его, Минти, только несколько страниц. Я не смогла. Ты должна взять его. — Она вложила пакет мне в руки, и я заглянула внутрь. Там был пропавший дневник.

Самая трудная борьба — с собственным сердцем, и я наконец поняла, что не могу винить Натана. Если наши собственные чувства и порывы порой непостижимы для нас, то как понять чужую страсть, ярость и преданность, сокрушающие установленные нами границы. В какие-то моменты нашей жизнь Роуз, Натан и я обманывали друг друга и обманывались сами.

— Мы должны постараться, Роуз, что-то сделать из этого, — сказала я.

— Да, — ответила она, — мы должны.

Когда я подошла к дому, мальчики ожидавшие меня у окна, выскочили мне навстречу. Я обхватила их и толкнула внутрь. Потом я захлопнула входную дверь, прислонилась к ней и глубоко вздохнула.

Глава 24

В пятницу за четыре недели до Рождества я сидела в конференц-зале «Парадокс». Я бросила взгляд на часы, было уже 5.30. Барри был в ударе и не собирался останавливаться. То, что он говорил, было интересно, но я жалела, что он не собрал нас утром. Крис оперся подбородком о ладонь. Во время паузы он поднял взгляд на меня.

— Ты спешишь, Минти?

— Вовсе нет, — ответила я хладнокровно.

— Мы перейдем к тебе через минуту, Минти, — сказал Барри.

Сирил предпринял отважную попытку призвать рождественский дух и развесил гирлянду волшебных фонариков над большой картиной на стене. Это был Шифтака. Я убедила Барри, что это будет хорошая инвестиция, когда он решил вложить часть прибыли «Парадокс» в активы. Когда я намекнула, что сотрудники компании вполне могут считаться активами, Барри улыбнулся и уверенно заявил, что считает нас основными средствами.

На картине было изображено безликое тело наполовину из плоти, наполовину из обнаженных костей, лежащее на ложе из раскаленных углей. Жестокие цвета картины — красные и черные на белом фоне — вызывали ощущение почти физической боли. Внизу можно было прочесть название: «Киотский протокол». Неизвестно, будет ли Шифтака признан выдающимся художником, но я упорно трудилась над «воспитанием» своего вкуса. Тем не менее, если Баррни оценил шокирующую правду его картин, это была хорошая сделка.

Когда я привела Барри посмотреть картину в галерею Маркуса, сам Маркус сидел за столом, низко склонившись над ноутбуком. При нашем появлении он поднял глаза, и я была потрясена: он выглядел значительно старше, чем я его запомнила. Он смотрел на меня пару секунд, и я видела, как вспышка безотчетной надежды погасла в его глазах, когда он понял, что я пришла не по поручению Гизеллы. Я познакомила обоих мужчин и объяснила, что Барри хочет сделать инвестиции.

Маркус кивнул, легко и естественно возвращаясь о образ профессионала, и я подумала, насколько он все-таки лучше Роджера. Пока Барри патрулировал оба зала, Маркус повернулся ко мне и сказал неожиданно глухим голосом:

— Как дела у Гизеллы?

— Думаю, хорошо. Мы довольно давно не виделись.

Он не стал переходить к светской беседе — еще одно очко в его пользу — и заговорил сразу о главном.

— Мне кажется, она не понимает, что я не хотел иметь просто жену. Я хотел ее саму. Не для того, чтобы проверять запасы варенья и составлять меню к ужину. Но когда дело дошло до принятия решений, она предпочла его. Гизелла слишком привыкла быть профессиональной женой.

— Я считаю, что вы правы.

Правота Маркуса, однако, не утешала его.

— Что может дать ей Роджер? Тупое существование потребителя… и Роджер не любит ее так, как любил я.

С сожалением я отметила, что Маркус говорит в прошедшем времени.