Вторая жена - [12]

Джинсы врезались девочке в талию, напоминая о весе, который она набрала после отъезда из Черри-Триз. Она сунула палец за пояс, но это только повредило делу и усилило ее подавленность. Несчастная Хилари набрала пригоршню хлопьев и сунула их в рот. Это не ускользнуло от внимания Тони. То, что дети без конца жевали, страшно раздражало его.

— Не думаю, что вам следует есть столько хлопьев, — резко сказал он и тут же понял, что это не лучший способ найти с детьми общий язык.

— Почему это? — вздернул подбородок Филип. Делать было нечего. Раз уж начал, то договаривай, подумал Тони.

— Потому что они плохо усваиваются. В хлопьях полно лишних калорий, которые вам совсем ни к чему. Я замечаю, что вы все поправились. Наверно, из-за этих хлопьев. У нас в доме их никогда не было.

— Ты говоришь, как чертов врач, — сказал Филип, надеясь вывести отца из себя.

Дети заметили, что при слове «чертов» отец поморщился, и стали ждать.

Тони сосчитал до десяти, затем еще до десяти, пытаясь справиться с гневом, которому не было суждено вырваться наружу. Он следил за детьми, и его сердце обливалось кровью. Да, они подростки, но все еще дети, его дети, которые не виноваты в случившемся. Кричать было бесполезно. Поэтому он просто сказал:

— Я говорю, как врач, потому что я и есть врач. Именно поэтому я и беспокоюсь о здоровье. Но куда важнее, что я люблю вас и мне небезразлична ваша судьба. Я уже сказал, что дома вы их не ели. В чем дело?

— Теперь наш дом здесь, — вполголоса сказала Хилари, боясь разреветься, — и мы можем делать то, что нам нравится. Никто не возражает. Никому нет до нас дела. Да в Лондоне и заняться-то нечем, кроме как смотреть телевизор и есть.

Тони тяжело вздохнул.

— Вашей матери есть до вас дело, — тихо сказал он. О Саманте он мог думать что угодно, но всегда старался не говорить о ней плохо в присутствии детей. — Кроме того, вы могли бы чаще бывать в Черри-Триз. Если хотите, я буду приезжать за вами. Там вам дел хватит. Старый Белые Носочки ходит по лужайке и ждет не дождется, когда вы сядете на него верхом. А Пруденс скучает по прогулкам.

При упоминании о Белых Носочках и Пруденс по щеке Хилари скатилась слеза. Но девочка незаметно от Филипа стерла ее. Филип вышел бы из себя. Она не должна показать, что это ее касается. Не смеет. В конце концов, они все согласились заставить родителей опомниться, пока не стало слишком поздно. А для этого был один-единственный способ: держаться как можно отчужденнее.

— Мы редко приезжаем, потому что для этого есть причина, — сказал Филип тоном, который ошеломил отца. До сих пор Тони ничего подобного не слышал. Точнее, слышал только от Саманты. От этой мысли ему стало еще неуютнее. Саманта говорила так, когда знала, что она не права, но собиралась настоять на своем. — Причина в том, — продолжил Филип, — что Черри-Триз — дом для каникул. Это не настоящий дом. Когда вы с мамой разделили все, то разделили и нас, как будто мы мебель. Теперь мы живем здесь. Это наш дом, с мамой и Пирсом. А Черри-Триз просто место, куда мы можем ездить в гости.

— У меня не было выбора, — пробормотал несчастный Тони. Фелисити жестоко ошиблась. Она сказала, что это будет нетрудно. Ничего себе «нетрудно»! Это было ужасно. Куда хуже, чем ему казалось.

— Был, — все тем же неумолимым тоном продолжил Филип. — Ты мог не разводиться. Вы с мамой могли бы немного пожить врозь, а потом сделать еще одну попытку.

Наступило долгое молчание. Тони пытался найти подходящие слова. Наконец он откашлялся.

— Я знаю, что, когда мы начали все делить, это застало вас врасплох. Вы не могли поверить, будто мы с мамой жили так плохо, что продолжение было бессмысленно. Но все пошло вкривь и вкось задолго до того, как она встретила Пирса. Жизнь — вещь непростая. Я хотел бы, чтобы она была попроще, но это невозможно. Все было очень трудно, и, когда ваша мать ясно дала понять, что второй попытки, как ты это назвал, не будет, я решил дать ей развод. Не иметь жены и в то же время считаться женатым — значит жить в аду. Я не мог делать это вечно.

— Пусть так. Но ты все равно не должен жениться на этой… на этой… — заговорил Питер, но потом храбрость его оставила и фраза осталась неоконченной.

— На этой другой женщине, — закончил Филип с таким омерзением, словно Фелисити была шлюхой и ведьмой одновременно. — Мы не хотим иметь мачеху.

— Нам не нужна мачеха! — воскликнула Хилари, отвернулась и зарылась лицом в подушку.

— Фелисити вам понравится. Честное слово. Пруденс она нравится, а вы знаете, что животные в людях разбираются. — Тони слегка кривил душой. Пруденс ревновала его к Фелисити. Когда та приезжала, собака норовила забраться к нему на колени. Он подозревал, что дети об этом догадываются, но его это не заботило. Следовало плюнуть на гордость. Он обязан получить их одобрение.

Но его мольбы остались втуне.

— Мы не пойдем на свадьбу, — ледяным тоном сказал Филип. — А заставить нас ты не сможешь.

Совершенно верно. Не тащить же их за шиворот. Тони минуту подождал, надеясь на то, что Хилари или Питер могут передумать. А потом сказал:

— Я передам Фелисити, что вы не придете. Она очень огорчится. Она так хотела познакомиться с вами. — Это тоже едва ли можно было назвать правдой. Фелисити не говорила, что не хочет знакомиться с ними, но Тони чувствовал ее страх и тревогу. Сейчас он хватался за соломинку: дети должны думать, что Фелисити сгорает от нетерпения увидеть их.