Вторая ударная в битве за Ленинград - [16]

Продолжая вести уличный бой, одна из саперных рот попала в окружение и погибла почти полностью. Я же с двумя другими ротами и присоединившимися к нам группами стрелков оказался у железной дороги. Зацепившись за вокзальные здания и станционные сооружения, мы сдерживали противника до темноты. Ночью к нам подошел стрелковый полк подполковника Антропова, с которым мне был передан приказ комдива вывести саперный батальон из боя и поступить с ним в резерв дивизии. Утром 25-го остатки батальона, двигаясь вдоль железной дороги на юго-восток, присоединились к штабу дивизии на разъезде Сюйска.

С тяжелым сердцем шагал я во главе двух-трех сотен людей, обескураженных неудачей первого столкновения с врагом. Еще более расстроенным казался шагавший рядом комиссар батальона Кузнецов, культурный и честный человек, бескомпромиссный партиец и патриот. Педагог по профессии, он тоже недавно был призван в армию.

Что мы скажем своему начальству в дивизии? Все ли мы сделали, чтобы устоять там, где нас поставили? Чем объясним неудачу? Уже при входе в избу, где помещался КП дивизии, я неожиданно столкнулся с Лапшовым и Майзелем. Встреча, вопреки ожиданию, была совсем не драматичной. Командир дивизии искренне обрадовался нашему появлению. Он не только не стал ни в чем упрекать нас, а, напротив, с сочувствием и одобрением выслушал мой подробный доклад о событиях прошедшего дня. Мы выполнили, оказывается, свою задачу уже тем, что задержали противника на время, достаточное, чтобы части дивизии закончили выгрузку из эшелонов и сосредоточились в указанных для них пунктах.

Полковник сам выглядел бодро и, как всегда, был деятелен. Заметно его расстроило только сообщение о наших потерях. Выйдя к саперам, он в непродолжительной сердечной беседе сумел возвратить им бодрое расположение духа. Здесь он открылся мне и как незаурядный, вдумчивый воспитатель. Запомнилось, как он говорил о страхе («Ну как, товарищи, страшно было?»). Он развил эту тему на доступном для бойцов языке, но достаточно глубоко. Страх он представил как вполне естественное чувство, стыдиться которого вовсе не следует. Стыдно солдату должно быть не за испытываемый страх, а за неспособность подавить, преодолеть его в себе. Сам комдив казался совершен. по бесстрашным.

* * *

Заняв Малую Вишеру, противник перешел к обороне на рубеже, проходившем по правому берегу речки Малая Вишера.

Насколько помню, 259-я дивизия противостояла ему на участке деревни Пустая Вишерка, на южной окраине города. Ее КП располагался в деревне Красненка, а я со своим батальоном — в деревне Дора. В течение одной-двух недель стороны активных действий не предпринимали, ограничиваясь разведкой.

Примерно в середине ноября 52-я армия перешла в наступление, в котором 259-я дивизия должна была во взаимодействии с соседом слева, 267-й дивизией, овладеть Малой Вишерой. Противник упорно держался, используя тактические выгоды своего расположения: передний край его обороны проходил по обрывистому берегу речки и, кроме того, был усилен проволочными заграждениями и минными полями. Мы не располагали достаточными средствами подавления. Артиллерии и авиации у нас было мало, боеприпасов также.

Следует признать, что к тому времени мы не располагали и достаточным боевым опытом. Тактические приемы наших командиров были бедны и однообразны. Преобладала атака «в лоб», к маневру прибегали редко. Да и трудно было ожидать иного, когда среднее звено нашего командного состава (взвод, рота и батальон) в основном состояло (я здесь не имею в виду кадровые части РККА) из людей, призванных из запаса, то есть с недостаточной боевой подготовкой, а иногда и вовсе без нее. Но мы были сильны высоким политико-моральным состоянием своих людей, что и помогло нам противостоять противнику.

Атаки дивизией Малой Вишеры долго не приносили успеха. Наши стрелки лезли буквально напролом, несли большие потери, но сокрушить вражескую оборону не могли. Лапшов в эти дни почти совсем покинул свой КП и больше пребывал в полках, батальонах и ротах.

Однажды, будучи вызван к нему, я нашел его сосредоточенным и невеселым. Обратился он ко мне в форме, совсем не напоминавшей приказ:

— Слушай, товарищ Таут, помоги! Дай мне одну из твоих рот. Надо усилить правофланговый полк, а у меня больше ничего для этого нет.

Загадка столь нерешительной просьбы Лапшова открылась мне несколько позже, когда в одной из бесед Афанасий Васильевич признался, что ему однажды сильно попало за использование специальных войск не по назначению. В данном же случае использование саперной роты по замыслу комдива обошлось для дела как нельзя лучше. Стрелковый полк, на усиление которого поступила 1-я саперная рота, безуспешно атаковал деревню Пустая Вишерка — один из узлов сопротивления в системе обороны противника.

По свидетельству бывшего дивизионного инженера майора Ф. И. Марчака, находившегося в тот день в боевых порядках этого полка, саперная рота была использована для удара во фланг. Воспользовавшись тем, что противник отбивал яростные атаки наших стрелков с фронта, саперы перешли на правый берег речки Малая Вишера и, внезапно появившись на дороге Малая Вишера — Неболчи — Тихвин, стремительно ворвались в Пустую Вишерку с северной ее окраины. Остальное было, как говорится, уже делом техники: противника выбили из деревни, и вся его оборона от Малой Вишеры стала сматываться к югу. К исходу дня части Лапшова вышли на северную окраину города и вскоре заняли коттеджи железнодорожного поселка и стекольный завод.