Вторая половина Королевы - [10]

– Или личный фактор, – добавила Оксана Павловна. – Кто-то делает это, испытывая ко мне чувства, лишенные взаимности. Может этот некто внедрить вирус в мой компьютер, чтобы подглядывать за мной?

– С чего такие идеи? Хотя…

– Допустим, я даже примерно предполагаю, кто это может быть. Допустим, этот кто-то уже пытался каждый день встречать меня у дома. Допустим, этот кто-то фотографировал меня постоянно. Допустим, он сделал коллаж из моих фотографий и разместил его в качестве обоев рабочего стола.

– Ну и предположения у вас, Оксана Павловна. Прямо сталкер какой-то. Может, вам с этим сразу в полицию идти? Если вы знаете такого «некто», это ж кошмар. Брр!

– Нет, полиции не нужно. Скажите, как технически он мог это осуществить?

– Как сказать, – пожала плечами я. – Если у этого вашего маньяка был доступ к вашему компьютеру, то провернуть такое было бы довольно легко. Если же он…

– Fils de pute[2]! – выругалась она. То есть слов ее я не поняла, но по интонации суть была ясна – это ругательство. И я, хотя не знала точного значения и даже языка, на котором выругалась моя начальница, прекрасно поняла, что доступ к ее компьютеру у ее сталкера был. Установить вирус, чтобы подглядывать за Оксаной Павловной? Не знаю. Это уж чересчур. С другой стороны, мужчины способны сходить с ума от желания обладать женщиной. Это бывает, верно? Не со мной и даже не с моей сестрой. Ее мужчина сходил с ума только от необходимости выбрать между бывшей женой и будущей. И вообще, наши мужчины в целом слишком избалованы вниманием и покорной доступностью большинства женщин, но ведь Черная Королева живет в каком-то другом, неизвестном мне мире. Она плывет по жизни, переступая через грязь этого мира ножками, обутыми в туфли на запредельно высокой шпильке, и при этом у нее не болит спина. Может быть, у нее мания преследования? Она слишком спокойно говорит о вирусе в ее компьютере, для человека с манией. Значит, влюбленный сталкер. Звучит странно, но никогда не говори «никогда», если речь идет о сбрендивших на почве любви людях.

Да, да, да, главное – чтобы не моего Апреля.

– Вирус мог быть установлен при физическом контакте, если была такая возможность, – продолжила я. – Однако я не нашла прямых следов такого взлома. На практике скрыть такое довольно сложно, и к тому же нет никаких гарантий, что вы оставите компьютер включенным и что-то интересное будет видно. В конце концов, вы же не ходите, я извиняюсь, в душ с вашим ноутбуком.

– Ладно, ладно, идею я поняла. Только вот я думаю… – Черная Королева тянула, говорила с нерешительностью человека, не знающего, насколько он может открыться. Я подумала – замолчи, пожалуйста. Не нужно мне ничего открывать, я не хочу твоих секретов. Не умею их хранить. Обязательно все разболтаю. – Я уверена, что этому человеку все равно, на что смотреть. Ему нужно знать, где я в какой-то конкретный момент времени. Ему необходимо за мной следить. Он хотел бы, наверное, вставить мне в голову какой-нибудь датчик, чтобы видеть мир моими глазами. Впрочем, ладно. Вам это не нужно, Ромашина. Я просто… ладно, а как убрать этот вирус? Как вообще с гарантией избавиться от того, что мы не можем найти?

– Я нашла следы какого-то системного сбоя. Пока что это все. Я скажу больше, когда еще поработаю.

– Вот интересно, стоит мне встретиться с вами, Ромашина, как я остаюсь без ноутбука, – заметила Оксана Павловна с интересом, но еще раньше, чем я перешла в оборону, она рассмеялась. Я выдохнула. По крайней мере Черная Королева не стала раскрывать мне всех карт, и я не должна знать имен, погружаться в хитросплетения придворных игр.

Я могу пойти домой.

Я вылезла из своего кресла – спина болела, тянуло где-то в шее, все затекло. Черт, ведь клялась же себе, что буду вставать и раз в час делать какую-никакую зарядку. Но вот сижу, пью кофе, когда уже нужно идти спать, занимаюсь вопросами, от которых мне лично никакой пользы, в то время как вся основная моя работа стоит. И какое-то неприятное чувство, которое вот уже несколько часов я пытаюсь игнорировать.

На пути к себе всегда есть риск встретиться с самой собой.

Только уже стоя в лифте, я вдруг подумала: «Гхм, Ромашка, да ведь ты до чертиков боишься его потерять. Остаться без своего Апреля».

Это было важно, это было – как открыть Америку, случайно проплывая мимо. Доходит с опозданием. Когда имеешь дело с самой собой, гораздо сложнее отличить правду от лжи. Великая сила самообмана позволяет представлять любую ерунду. Мы все делаем так, но я – просто профи, когда речь идет о собственном заблуждении. Я могу любить кого-то и не знать об этом. Я могу ненавидеть и быть не в курсе. Я даже могу заболеть гриппом и как-то пропустить этот досадный факт за делами и делишками. Поэтому, когда мне удавалось столкнуться с самой собой на узком перекрестке, я старалась не упустить момент, вглядывалась в свои смазанные, расплывчатые черты, пытаясь запомнить и понять.

Я боюсь потерять моего Апреля.

Улица была наполнена звуками и запахами, в ней странным образом перемешались ароматы свежескошенной травы с газонов и неприятная вонь от горячих автомобилей. Эти запахи были такими несовместимыми, из разных вселенных, и, ощущая оба одновременно, я буквально чувствовала, как где-то в отдаленных уголках бесконечного космоса пересекаются две параллельные прямые. Игорь уже стоял около своего вишневого «Опеля», ждал меня. Я замедлилась, скрываясь в тени деревьев, хотела просто на него посмотреть. Апрель был задумчив, он смотрел куда-то вдаль, но на самом деле был глубоко внутри собственных мыслей. Руки его были в карманах, он опирался спиной на вишневый кузов машины. Устал? Злится на меня? Думает о клиентах? Как бы там ни было, Апрель был непростительно хорош летом. Загар делал его моложе, немного похожим на светского денди, болтающегося на пляже Санта-Моники «просто так, от нечего делать». В чуть примятых светло-бежевых брюках и песочного цвета летней рубашке с коротким рукавом он напоминал принца дома Ланнистеров. Даже его ореховые волосы летом стали светлее, превратились в почти пепельные, и они так чудесно оттеняют его кошачьи зеленые глаза. Я представила на секунду, что потеряю его, и мне стало трудно дышать.