Вторая мировая война. (Часть I, тома 1-2) - [52]

В начале октября 1937 года я был приглашен в министерство иностранных дел на обед в честь премьера Югославии Стоядиновича.

После обеда, когда все мы встали из-за стола и я беседовал с Иденом, к нам подошел лорд Галифакс. Он весело сообщил, что Геринг пригласил его посетить Германию, чтобы поохотиться, и он надеялся, что ему, очевидно, удастся встретиться с Гитлером. Он сказал, что говорил об этом с премьер-министром, который полагал, что это будет очень хорошим делом, а поэтому он принял приглашение. Мне показалось, что Иден был удивлен и что ему это не понравилось. Но в общем все сошло благополучно. Галифакс отправился в Германию как «магистр по лисьей охоте». Нацистская печать приветствовала его как «лорда Галалифакса». «Галали!» – таков был охотничий клич на континенте. После спортивных развлечений он действительно был приглашен в Берхтесгаден и имел неофициальную беседу с Гитлером, который держался с ним запросто. Беседа шла не слишком хорошо. Трудно себе представить двух людей, менее способных понять друг друга. С одной стороны, йоркширский аристократ, клерикал, ярый миролюбец, воспитанный в обстановке радушного благожелательства, которым была отмечена вся жизнь старой Англии, хорошо проявивший себя на войне как офицер. С другой – злой дух, поднявшийся из нищеты, пламенеющий при мысли о поражении, сжигаемый ненавистью и обуреваемый жаждой мщения, преисполненный намерения сделать германскую расу хозяином Европы, а быть может, и всего мира. Беседа оказалась лишь пустой болтовней и оставила чувство недоумения[15].

Здесь уместно упомянуть о том, что Риббентроп дважды приглашал меня посетить Гитлера. Задолго до этого, еще будучи заместителем министра колоний и майором Оксфордширского территориального кавалерийского полка, я в качестве гостя кайзера присутствовал на германских маневрах в 1907 и в 1909 годах. Но теперь было иное дело. Возник смертельный спор, и я принимал в нем участие. Я охотно встретился бы с Гитлером, если бы был уполномочен на то Англией. Но, отправившись туда как частное лицо, я поставил бы себя и свою страну в невыгодное положение. Если бы я согласился с пригласившим меня в гости диктатором, я ввел бы его в заблуждение. Если бы я не согласился с ним, он был бы оскорблен и меня обвинили бы в том, что я испортил отношения между Англией и Германией. Поэтому я отклонил или, скорее, оставил без внимания оба приглашения. Англичане, посетившие в эти годы германского фюрера, оказались впоследствии в неудобном положении или были скомпрометированы. Но никто не был так сильно введен в заблуждение, как Ллойд Джордж, восторженные рассказы которого о его беседах с Гитлером сегодня странно читать. Гитлер, бесспорно, обладал даром зачаровывать людей, а сознание силы и власти может производить непомерно сильное впечатление на посетителя.

В те ноябрьские дни Иден испытывал все большее беспокойство по поводу медленных темпов нашего перевооружения.

11 ноября он встретился с премьер-министром и попытался поделиться с ним своими опасениями. Невилл Чемберлен не стал долго его слушать и посоветовал ему «пойти домой и принять таблетку аспирина». Возвратившись из Берлина, Галифакс сообщил о своей беседе с Гитлером. Тот заявил ему, что единственная нерешенная проблема в отношениях между Англией и Германией – это вопрос о колониях. По мнению Галифакса, немцы не спешили. Перспектив на немедленное установление мира не было. Его выводы были неблагоприятными, а настроение подавленным.

В феврале 1938 года министр иностранных дел убедился в том, что он почти полностью изолирован в кабинете, тогда как премьер-министр, возражавший против его взглядов, пользуется сильной поддержкой. Целая группа влиятельных министров считала политику министерства иностранных дел опасной и даже вызывающей. С другой стороны, более молодые министры готовы были понять точку зрения Идена. Некоторые из них позднее жаловались, что он не пожелал им довериться. Однако он не собирался создавать какую-то группировку для борьбы со своим руководителем. Начальники штабов не могли оказать ему никакой помощи. Кстати, они занимали осторожную позицию и слишком акцентировали опасности создавшегося положения. Они не хотели чересчур сближаться с французами, опасаясь, что это вынудит нас взять на себя такие обязательства, выполнить которые мы окажемся не в состоянии. Они скептически оценивали военную мощь России после чистки, которая там была проведена. Они считали необходимым подходить к разрешению наших проблем так, как если бы у нас было три врага – Германия, Италия и Япония, которые могли напасть на нас одновременно, тогда как помочь нам мало кто мог. Мы могли бы просить предоставить в наше распоряжение воздушные базы во Франции, но мы были бы не в состоянии послать армию сразу же. Даже это скромное предложение натолкнулось в кабинете на сильное сопротивление.

Однако явный разрыв произошел в связи с новой и особой проблемой. Вечером 11 января 1938 года английского посла в Вашингтоне посетил заместитель американского государственного секретаря Сэмнер Уэллес с секретным и конфиденциальным письмом президента Рузвельта Чемберлену. В этом письме президент выражал глубокое беспокойство по поводу ухудшения международного положения и предлагал взять на себя инициативу встречи в Вашингтоне представителей некоторых правительств для обсуждения основных причин существующих разногласий. Однако прежде чем предпринять такой шаг, он хотел узнать мнение английского правительства об этом плане, оговорив, что ни одно другое правительство не должно быть осведомлено ни о характере этого предложения, ни о самом его существовании. Он просил ответа на это письмо не позднее 17 января и дал понять, что обратится к правительствам Франции, Германии и Италии только в том случае, если его предложение встретит «сердечную и полную поддержку правительства его величества». Это был исключительно важный и смелый шаг.