Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев» - [175]

А в лондонских архивах Н. Толстой нашёл высказывание Патрика Дина, одного из составителей текста Ялтинского договора. Дин пишет: «В текст Ялтинского договора, правда, не включено чёткое обязательство репатриировать советских граждан вопреки их желанию. Но вся редакция текста ясно подразумевает, что эти граждане должны быть переданы советским властям, независимо от их мнения по этому вопросу».

Итак, насильственные выдачи происходили не на основании того, что было написано в тексте договора, а на основании того, что там «подразумевалось»!

По признанию того же Дина (и других), английские эксперты Министерства Иностранных Дел при выдаче СМЕРШу людей руководствовались не столько нормами международного права, сколько «требованиями тогдашней политической обстановки». Обстановка же, по их мнению, требовала двух вещей.

Во-первых, нельзя было раздражать Сталина и присылаемых им на Запад агентов СМЕРШа. Н. Толстой справедливо указывает на несостоятельность этого аргумента. Свои требования применить при выдаче насилие чекисты всегда предъявляли лишь в устном виде. Каждый раз, когда более совестливые западные офицеры просили показать это требование в письменном виде, агенты СМЕРШа не «раздражались», а поспешно «сматывали удочки». Следовательно, Дин и его коллеги не боялись раздражить, а стремились угодить.

Во-вторых, они якобы опасались, что отказ применить насилие при репатриации повлёк бы за собой отказ выпустить английских и американских военнопленных, освобождённых Красной Армией при её вторжении в восточные районы Германии. Н. Толстой доказывает, что подобный шантаж Сталину и его приближённым никогда и в голову не приходил. Кроме того, когда все английские (40 тысяч) и американские (75 тысяч) пленные благополучно вернулись из этих областей на родину, то западные поставщики ГУЛага не приостановили насильственную репатриацию, а наоборот, усилили её. По расчётам Н. Толстого в СССР было отправлено 2 272 000 советских граждан, из коих 40 % – явно насильно.

Следующий пункт обвинения касается отношения западных демократий к подписанным ими после войны международным соглашениям. В своей рецензии на книгу лорда Бетелла «Последняя тайна» С. Кирсанов («Посев», 1976, № 8) справедливо отмечает, что западные державы (в такой же мере, как и СССР) пренебрегли во время репатриации Уставом ООН. Да, если бы Лондон и Вашингтон проявили уважение к своей подписи, то это бы прекратило беззакония (Устав был подписан 26 июня 1945 года, когда ряд насилий уже был совершён). Но этим вопрос не исчерпывается. Н. Толстой подробно останавливается на Женевской конвенции о военнопленных (её не подписал СССР, но для подписавших её союзников она была обязательна). Пункт 84 Конвенции гласит, что её текст «должен быть вывешен, на родном языке военнопленных, в доступных для них местах». В пункте 26 содержится запрет прибегать в отношении к военнопленным к какому-либо обману – чем (обманом) американцы и англичане беспрерывно пользовались. Там же говорится, что «в случае перемещения в другие места, военнопленным должно быть заранее сообщено, куда их переводят». Имеется ещё пункт 42, дающий военнопленным право направлять свои жалобы державе-покровительнице Конвенции, то есть Швейцарии.

Чтобы нарушить международные обязательства, нужны были аргументы. За их сочинение первым берётся всё тот же юрист английского Министерства Иностранных Дел Дин. Он пишет, что советские военнопленные, не желающие репатриироваться, не подлежат защите Женевской конвенции, поскольку они не признают «своё собственное правительство и законодательство своей страны».

«Став на иную позицию, мы оказались бы в неблагоприятном положении по отношению к союзным правительствам (каким ещё, кроме СССР? – АС.), каковые могли бы обвинить нас, что мы потворствуем изменникам, стремящимся уклониться от карающей руки своего отечественного правосудия».

Приводя свои достопримечательные аргументы, показывающие его отношение к вопросу о праве на политическое убежище, Дин перевирает факты. Он, вплотную занимавшийся вопросом о военнопленных, не мог не знать: это Сталин предал советских военнопленных, отказавшись подписать Женевскую конвенцию, что не дало возможности Красному Кресту о них заботиться и дало возможность Гитлеру морить их голодом (никто из военнопленных других стран от голода не умирал). Что же касается правосудия, то преступников (а таковые, несомненно, были) мог судить и британский военнополевой суд. Но суть дела была не в том, чтобы наказать подлинных преступников, а в том, чтобы убрать с Запада поголовно всех свидетелей коммунистических методов властвования. На основании документов и фактов, собранных Н. Толстым, мы видим, что насильственная репатриация – это не ошибки близоруких и наивных дипломатов, как казалось многим, а продуманные и упрямо проводившиеся действия определённых государственных деятелей, ведшие к укреплению коммунистической диктатуры.

На ком главная ответственность?

Первое место среди них по праву принадлежит главе английской дипломатии, министру иностранных дел Идену ставшему впоследствии лордом Эйвоном. 16 октября 1944 года в Москве за приятным ужином Иден дал Сталину и Молотову устное обязательство вернуть в СССР всех советских граждан, вне зависимости от их желания. Вскоре после этого (а не после Ялты) и началась насильственная репатриация.