Всюду жизнь - [22]

Понимать, однако, не положено. Собственно, поэтому так удивительно неадекватна реакция на в общем-то маргинальные выступления недобитых оппозиционеров – делом Минздрава занималась чуть ли не вся Мосгорпрокуратура, а например молодежное «Яблоко», подрисовавшее президенту (снова портрет!) гитлеровские усики, не только привлекли к уголовной ответственности, но и еще неведомым образом заставили извиниться перед «лично президентом РФ В.В.Путиным». Кто-то считает, что все дело действительно в личных обидах президента, – но это глупости, был бы он действительно обидчивым человеком, не работал бы, скажем, Владимир Анатольевич Яковлев на высоких государственных постах.

Это не обиды. Это страх. Вся эта виртуальщина с «заменой льгот денежными выплатами», «посевной в Чеченской республике» и прочим не для того создавалась, чтобы кто-то ее разрушал. А чтобы ее разрушить, достаточно точно такой же, только с обратным знаком, виртуальщины – каковой, собственно, и являются наши репортажи об акциях оппозиционных маргиналов. В экран кинозала глупо стрелять из пистолета – если хочешь сорвать сеанс, освети экран прожектором. Тоже, в общем-то, детское открытие.

29 сентября 2004

Свидетель обвинения

2 августа нынешнего года, когда Государственная Дума в обстановке всенародного одобрения (Охотный ряд и прилегающие улицы, плотно заставленные автобусами с ОМОН) принимала пакет законов о замене льгот денежными выплатами, корреспондент газеты и съемочные группы ряда небольших телекомпаний прогуливались по улице Неглинной. Около здания Минздрава что-то происходило: группа молодых людей забежала в парадный подъезд министерства, через несколько минут окна на втором и третьем этажах распахнулись, и мы – я, фотограф и операторы съемочных групп – увидели в окнах молодых людей. Молодежь размахивала красными флагами с серпом и молотом в белом круге, кричала, что «за наших стариков уши отрежет» (в смысле – отмена льгот, по мнению этих людей, негативно скажется на судьбе российских пенсионеров), а один из молодых людей – я узнал в нем героя нескольких своих заметок Максима Громова, веселого парня из Чебоксар, активиста Национал-большевистской партии – прокричал неприличный лозунг «Поцелуйте вашего президента в жопу!» и выбросил на тротуар какой-то портрет в застекленной рамке. Стекло, ударившись об асфальт, разлетелось на кусочки, а кто-то из прохожих, вытащив лист глянцевой бумаги из-под осколков, с криком «Россия без Путина!» разорвал лист на четыре части. Я поднял четвертинку портрета. Увидел на ней левую половину подбородка президента России. Положил в карман. Сейчас этот кусок бумаги висит на стене над моим рабочим столом. Зачем – сам не знаю.

На Неглинной тем временем столпились зеваки. Кто-то вызвал милицию. Милиция приехала и стала кричать, чтобы люди, торчащие из окон, вышли на улицу. Люди в окнах отказались. Потом приехал ОМОН. Десятка три бойцов мрачно прошли в здание, минут десять из окон раздавались крики, перебиваемые грохотом, еще через какое-то время омоновцы вывели молодых людей на улицу, посадили их в автобус и увезли куда-то.

Мы с фотографом поехали в редакцию, я написал заметку, и назавтра она вышла в газете, как и полагается, за моей подписью.

Прошло три месяца. Хмурым ноябрьским утром я обнаружил в дверном косяке снимаемой мною квартиры (почтового ящика у меня нет) извещение о заказном письме. На почте по этой бумаге мне выдали повестку с просьбой явиться в Тверской районный суд в качестве свидетеля по делу о хулиганстве, совершенном организованной группой. В случае неявки меня обещали доставить в суд принудительно. Потом на мобильный (откуда он узнал номер?) позвонил гособвинитель (я его потом так и записал в память телефона: «Гособвинитель») и еще раз попросил прийти. В общем, не явиться было нельзя, и я явился.

Свидетелей кроме меня было много. Был омоновец, который выводил молодых людей из здания Минздрава в автобус. Был еще один омоновец. И еще один. И еще. Еще был такой мужичок – кажется, сторож с автостоянки на Неглинной, которого 2 августа попросили быть понятым при задержании хулиганов, а потом сделали свидетелем обвинения. Он был очень не рад своей свидетельской роли, потому что пока он здесь в суде выступает, его напарник за него сторожит автостоянку. А потом ему за напарника сторожить придется, а он не хочет. Еще был техник из арбитражного суда, который 2 августа ходил в Минздрав «на переговоры по производству инсулина» (какие переговоры? какой инсулин?), увидел что-то страшное, испугался и убежал. А назавтра прочитал в газете «Коммерсантъ» (то есть в моей заметке), что это была политическая акция, и сам пришел в прокуратуру давать показания. И его сделали свидетелем обвинения. Как, впрочем, и меня.

И вот стою я, свидетель обвинения, на специальной трибуночке перед судом – тремя тетеньками в черных мантиях. Меня спросили, знаком ли я с подсудимыми. Я обернулся, чтобы посмотреть, кто сидит в клетке. Из клетки мне помахал рукой Максим Громов. Я с ним знаком, поэтому так и сказал – да, знаком.

Тогда меня спросили, кто эти люди, которые сидят в клетке. Я сказал, что это мои ньюсмейкеры, про которых я пишу заметки. Молодые политики, достойные люди. Личной неприязни к ним у меня нет. Потом спросили, что делали эти люди в Минздраве. Я ответил, что они высовывались из окон и кричали, что отрежут уши за стариков.