Всякий, даровитый или бездарный, должен учиться… - [11]

Гераклит первым высказал революционную для своего времени мысль о том, что знания сами по себе, без соответствующего нравственного воспитания, не имеют значения, а разум дан человеку прежде всего не для собирания фактов в копилку опыта, а для их осмысления, через которое лежит единственный путь к истине. Опыт, по Гераклиту, без развитых душевных качеств — ничто. «Глаза и уши — дурные свидетели для людей, если души у них варварские»^{15}, — цитирует Гераклита Секст Эмпирик (кон. II — нач. III века), поясняя его педагогические взгляды, пронизанные идеями о необходимости самовоспитания и самообразования личности. И эти идеи упали на благодатную почву.

В середине V века до н.э. в Элладе возникло философское учение софистика (от греч. σοφια — мастерство, знание, мудрость), провозгласившее устами Протагора (ок. 480 — ок. 410 до н.э.) человека мерой всех вещей. Оборотной стороной этого утверждения была мысль об отсутствии объективной истины, за что на софистов обрушилось немало критики и от современников, и от философов, живших в последующие века. Но об истине как-нибудь в другой раз, а пока для нас важно, что софисты поставили во главу угла человека. И они же ввели в древнегреческий обиход новое значение слова «пайдейя» (греч. παιδεια, однокоренное с παιδος — мальчик, ребенок; первоначально этим словом обозначали умение вести себя в быту), которое в русском языке не имеет буквального аналога, но соответствует — разумеется, с поправкой в две с половиной тысячи лет — нашим нынешним понятиям «образование» и «культура». Пайдейя софистов состояла из семи частей, это были риторика, диалектика, грамматика (анализ и толкование литературных текстов), арифметика, геометрия, астрономия и музыка. А еще этим термином греки стали называть процесс «культивации», в результате которого должна быть сформирована всесторонне развитая личность.

В дальнейшем Платон провозгласил пайдейю смыслом жизни души, утверждая: пайдейя — это единственное, что бессмертная душа уносит на тот свет. Следовательно, все, даже государственное устройство, должно быть подчинено пайдейе, поскольку от нее зависит спасение души. Тем самым идея о необходимости образования и воспитания была поднята на максимально возможную высоту. Правда, по Платону, идеальное государство могло ограничиться воспитанием-пайдейей лишь представителей двух общественных классов — «правителей» и «стражей». Многочисленных земледельцев великий философ предлагал науками не мучить и предоставить их собственным занятиям. Но позже идеи Платона, в значительной степени, впрочем, полемизируя с ним, развил его ученик Аристотель, для которого пайдейя — это условие счастья для всех свободных членов общества.

Еще не школы, но уже коллективное обучение

Но когда же в древнегреческих полисах возникли первые регулярные школы, учителя в которых были вооружены столь красивыми и полезными для общества идеями? На этот, казалось бы, очень простой вопрос ответить совсем непросто.

Нет никаких прямых указаний на то, что даже в V веке до н.э., когда начинается расцвет экономики и культуры полисов, в Греции уже существовало формально организованное школьное образование. В то же время в период Пелопоннесской войны (431–404 до н.э.), в которой, с одной стороны, воевали Афины и их союзники, а с другой — Пелопоннесский союз во главе со Спартой, афиняне не без надменности говорили о том, что среди них, в отличие от спартанцев, нет неграмотных (правда, умение читать и писать не уберегло их от поражения). Значит, несмотря на отсутствие школ (во всяком случае, большого их числа), где-то и как-то обучение происходило — одним наставничеством, когда речь идет о поголовном ликбезе населения, не обойдешься.

Таким образом, напрашивается вывод, что хотя, может быть, школ в полном смысле этого слова и не существовало — или существовало, но очень мало, — но коллективное обучение уже возникло. Детей (а иногда и вполне взрослых юношей) собирали в группы — скорее всего, на дому у учителя, а возможно, на открытой лужайке, — где они и осваивали грамоту. Это был прообраз начальной школы, аналог которой с известной натяжкой можно найти в старшей группе детского сада; разве что ученики той школы были куда взрослее нынешних детсадовцев.

Так, к примеру, было организовано обучение красноречию, искусству спора и логике у софистов, которых можно назвать первыми профессиональными учителями-дидаскалами (от греч. διδάσκαλος — поучающий); основным их методом были дискуссии, в которые они вовлекали учеников. Во время этих бесед софисты, кроме всего прочего, занимались анализом поэтических и драматических произведений, что до них никому в голову не приходило. Софисты, за редким исключением, брали плату за уроки, и собирать подростков группами для них имело прямой смысл: чем больше слушателей внимало преподавателю, тем больше денег он зарабатывал. Кстати, софисты не только первые греческие учителя-профессионалы, но и вообще первые учителя на собственно греческой земле. Все их предшественники, оставившие след на педагогическом поприще, жили в полисах-колониях.