Всяческие истории, или черт знает что - [9]

Напали на них молодцы из Цофингена, некоторые из которых оказались жертвами разбоя и грабежа; они прознали об охоте фон Эшенбаха и решили, объединившись с жителями Дагмарселлена и Кнутвиля, устроить засаду за пределами земель фон Эшенбаха да поглядеть, не попадутся ли в ловушку беглецы. Пташки эти о засаде и не подозревали, так что шли прямо в руки ловцам. Несчастного Ханса с триумфом проволокли по деревням до самого Цофингена. Он, однако, не падал духом, на все издевки отвечал весело и незлобиво, и не успели его доставить в Цофинген, как он, если и не полюбился всем и каждому, то уж точно заручился всеобщим сочувствием, однако дальнейшая участь его была неизвестна, хоть повешение ему, в любом случае, не грозило, — по крайней мере, не в Цофингене.

Курт, оставив далеко позади своих преследователей, все так же несся вперед, и только когда добрался до Хергисвиля, пустил лошадь шагом и принялся думать, что же делать дальше. Частенько слыхал он от Ханса, что с этой стороны Виллизау в глухой чаще живет отшельник, прежний его товарищ, который давно охромел и теперь покрывает слабое тело власяницей, а живет хитростью да людской глупостью, как прежде жил силой и чужой слабостью.

Этого-то отшельника он и решил разыскать; у него, по крайней мере, можно будет схорониться, да еще и получить добрый совет. Тому, кто вырос в лесу и в поле, устроиться всегда куда проще, чем нежному городскому дитяте с картой в руках и сотней указаний в кармане. Вскоре Курт уже разглядел пещеру, а перед ней сидел отшельник, а рядом с ним — румяная женщина, что отрезала отшельнику увесистый ломоть ветчины, пока тот с наслаждением утолял жажду из внушительных размеров кружки. По всему было видно, что они не впервой сиживают вот так, казалось, будто понимают они друг друга с полуслова. То ли бурлящий ручей заглушил шаги приближающегося гостя, то ли эти двое были так заняты друг другом, однако Курта они не услышали до тех пор, когда нельзя уже было ни спастись бегством, ни спрятаться. Женщина заметила его первой. Мы намеренно говорим, что она его заметила, потому что у женщин, как известно, особое чутье; оно не в зрении, не в слухе, не в обонянии, мы полагаем, они чувствуют всем телом сразу, — это совершенно особенное чувство, когда рядом с ними появляется мужчина. Как проявляет себя это чувство — то ли женщины испытывают содрогания, то ли кровь бежит быстрее по жилам, — нам неизвестно, потому что никому женщина этого не расскажет. «Господи Боже!» — вскрикнула она и вскочила, побелев как полотно. Тогда и отшельник оторвался от кружки, но сохранил хладнокровие, его опытный глаз сразу распознал чужака. — «Сядь, Гертруда! — сказал он. — Твой господин, священник из Целля, послал тебя не к больному и не к обессиленному длительным постом, дабы укрепить его силы, но к грешнику, которого тебе и самой следовало бы бояться. Ты поступил по-христиански и помогла мне, а потому ешь и пей, тебе понадобятся силы на тяжелом пути домой! А ты, юноша, тебя кто послал? О спасении чьей души должен я молиться и какого больного тельца или хромую собаку должен я исцелить?»

«Привет вам от Ханса аб Гютча, благочестивый отец, — ответил Курт, — он указал мне путь к вам». Тут отшельник весь сжался — не хотел он говорить о грехах подобного рода в присутствии стряпухи господина священника, пусть других грехов перед нею и не стыдился. Но пришел в себя, предложил юноше спешиться и присоединиться к трапезе, которую послал благочестивый господин священник из Целля, пусть ему даже это было и невдомек.

Отшельник думал, как бы поскорее спровадить кухарку и всячески намекал ей, что пора бы отправляться домой, та же вела себя так, будто ничего и не замечала; ей явно по душе пришелся Курт, статный и дюжий парень, а когда он случайно спросил, далеко ли до Целля, она вызвалась показать дорогу. Лишь услышав, что Курт не хотел бы отправиться вместе с ней и что им с отшельником кое-что надо обсудить, и не для ее ушей это дельце, она вскочила, бросила холодный взгляд на отшельника и решительно ничего не ответила на его приглашение убираться подобру-поздорову. Тем дружелюбнее, однако, обошлась она с Куртом, которого настоятельно просила зайти в гости, когда прибудет в Целль. Когда она наконец отправилась в путь, отшельник осклабился ей вслед, но ничего про нее не сказал, а стал расспрашивать о своем друге. Курт рассказал о постигшей их неудаче, как нужда заставила его отправиться в эту долину и что никакого иного места, где можно было бы скрыться, ему неизвестно.

Отшельник задумчиво покачал головой, уточнил, где Курту удалось оторваться от погони и кто его мог видеть, и наконец сказал: «Здесь ты не в безопасности. Я уже давно слыхал о гневе господ на тех, кто столь нахально вмешивается в их дела, но никогда не думал, что Ханс, этот старый лис, занимается подобным сумасбродством; и все же я сильно удивлен, что он все-таки угодил в ловушку. Они пойдут по твоим следам так далеко, как только смогут, в этом все господа едины. Отдали бы вы кому-нибудь из них часть добычи, тогда могли бы рассчитывать на защиту в его владениях, он и искал бы вас вместе со всеми, да вот только найти бы не смог. Здесь тебе не скрыться, никакого уважения к святым эти господа не питают, тем более, если затронуты их интересы; от крестьян я бы тебя может и защитил, в них живет еще истинная вера. А вот господам я освящаю скот, да готовлю кой-какие снадобья, а все ж таки смотрят они на меня косо, к тому же и священники точат на меня зуб и проповедуют мнимую святость так громко, что в горах обвалы; все это от зависти, хотя не знают и половины того, что мне приносят. Да только пусть их проповедуют, чем больше проповедей, тем более верующий приходит ко мне народ, тем меньше у него страха перед истинной верой. Но именно поэтому я должен хитрить и не давать врагам ни малейшего повода, иначе беда, в которую попал Ханс, по сравнению с моим положением, покажется детской забавой. Ешь, пей, а я пока скажу, где тебе надежней всего схорониться.