Вся жизнь конспирация. История семьи нелегалов - [27]

Как мы вскоре выяснили, фирмам было очень выгодно иметь работниц на дому: требования к ним предъявлялись те же, что и к работающим на фабрике, а оплата труда гораздо ниже. Через некоторое время я и от этой работы отказалась. Хотелось если уж работать, то чтобы труд доставлял удовольствие, а также был соответственно вознагражден. Подумали и решили, что мне следует попробовать устроиться в бюро на полставки. Возможность такая имелась, так как некоторые фирмы в таких работниках были по тем или иным причинам заинтересованы.

В стране нашего пребывания, как правило, конторские служащие оканчивают коммерческую школу. Они печатают на машинке, умеют стенографировать, хорошо знакомы с банковскими операциями, знают бухгалтерию, занимаются корреспонденцией.

Немного прикоснувшись к делам коммерции, мы не могли не признать, что почти не разбираемся в теории и практике частного предпринимательства, слабо знаем торговое законодательство, финансовое дело, механизм борьбы за выживание в условиях рыночных отношений.

Чтобы приобрести недостающие знания, мы оба поступили на вечернее отделение частной коммерческой школы. Занятия можно было начинать в любое время года, так как они проходили индивидуально. Для нас было важно то, что по окончании этой школы выдавалось удостоверение. Это был легальный документ, подтверждающий коммерческое образование. Его владельцу было гораздо легче устроиться на работу.

Посещая коммерческую школу, я продолжала подыскивать работу по газетным объявлениям и через знакомых. В ответах на объявления предлагала свои услуги в качестве помощника бухгалтера. Трудность для меня при устройстве на работу заключалась в том, что в этой стране я еще нигде не работала, а поэтому не располагала характеристикой с места работы. Ни одна фирма не желала первой принять меня к себе. Правда, во время собеседования как сами владельцы фирм, так и работники по кадрам держались приветливо, снисходительно. Но разговор обычно заканчивался стандартными фразами:

— Хорошо, о нашем решении мы известим вас позднее в письменном виде.

Возвращаясь после таких бесед домой, в первое время я была тронута любезным приемом, питала надежду на положительный исход дела, мысленно представляла себе, как войду в бюро, как меня представят служащим, как будет мне показано рабочее место. Позднее, однако, стала относиться к таким разговорам более трезво, анализировала ход беседы, предугадывая исход встречи.

Ежедневную почту из ящика я вынимала с двойственным чувством: радовалась, что пришел ответ от фирмы, и тревожилась — не принесет ли этот конверт новое огорчение? И действительно, черным по белому, в вежливой форме было обычно написано: «Мы очень сожалеем… выбор пал на другое лицо. Желаем вам удачи». Либо: «К сожалению, место отдано другой особе… Желаем вам успеха». Причем в любом случае все фирмы без исключения уведомляли просителя всегда своевременно, не заставляя долго ждать.

Помню один случай, который меня немало шокировал. Я явилась по объявлению в одну фирму и была представлена ее директору. Когда вошла в кабинет, увидела сидевшего за письменным столом седовласого мужчину преклонного возраста, который, низко склонясь, что-то писал. Стол стоял торцом к большому окну, через которое доносился приглушенный уличный шум. Оторвавшись от бумаг, директор пытливо посмотрел на меня, расплылся в улыбке и низким хриплым голосом пригласил сесть в кресло напротив стола. Секретарше дал знать, что она может быть свободна. Легко ступая по мягкому ковру, я подошла к столу, села в кресло и застыла в ожидании. Поискав что-то на столе, он с радушным видом коротко рассказал о фирме, о работе, которая меня ожидает. Говорил спокойно, производил впечатление культурного человека. Ознакомившись с моим заявлением, в котором я изложила данные о себе, он заметно изменился.

— Так вы реэмигрантка?! — произнес он с некоторым удивлением.

— Да, это так, — подтвердила я, напрягшись как пружина.

— Мне очень жаль, — задумчиво проговорил он, сделав недовольную гримасу, а затем после небольшой паузы продолжил: — А муж, конечно, тоже реэмигрант? — и тут же сам ответил: — Да, да, вы пишете об этом.

Я молча наблюдала за ним, не понимая, к чему он клонит.

— Видите ли, — начал он раздраженно, — я много путешествовал, посетил ряд стран. У меня осталось о некоторых из них, особенно о странах Восточной Европы, очень неприятное воспоминание… Меня там однажды обокрали. Это отвратительно. Я до сих пор не могу забыть этого случая… — И после некоторого молчания добавил: — На своих работников я могу полностью положиться. Персонал для фирмы я подбираю очень тщательно. Вы понимаете.

Я внимательно слушала, устремив на него взгляд.

— Вы ведь спокойно оставили свой зонтик у нас в прихожей? — продолжал он самодовольно. — Его там, кроме вас, никто не возьмет. Это я вам гарантирую.

Я не проронила ни слова. Да и зачем? Мне было очень обидно его слушать. Не долго думая, встала. Взяла из его рук свое заявление и фотографию.

— Спасибо. Мне все ясно. После того, что вы рассказали, работать в вашей фирме мне будет неприятно, — и вышла из кабинета с высоко поднятой головой.