Вся жизнь - экспедиция - [13]

Во время одного из рейсов «Эльдинг», проводивший обход и описание новоземельских берегов, вошел в широкий разлапистый залив на северо-западе архипелага, в Русскую Гавань. Самойлович и его юный помощник Ермолаев высадились здесь для обследования местности. Их привели в восторг и скалистый берег с небольшим, но скандальным птичьим базаром, и удобные боковые бухточки, и, конечно, сам залив со спускающимся в него величественным ледником Шокальского. Непогода вынудила путников искать убежища под опрокинутой вверх килем шлюпкой. Тесно прижавшись друг к другу, они вслух мечтали о тепле и уюте отнюдь не комфортабельного «Эльдинга», но Рудольф Лазаревич мечтал одновременно и о другом: он видел множество судов, стоящих на якорях в заливе Русская Гавань, видел научно-исследовательскую станцию на берегу, у самого края ледника…

Такая станция появилась здесь осенью 1932 года. Не обычная полярная зимовка, а целая исследовательская обсерватория, одна из научных арктических «столиц» 2-го Международного полярного года, в организации которого самое деятельное участие принимал Рудольф Лазаревич Самойлович. Начальником Русской Гавани был двадцатисемилетний географ, геолог, гляциолог Михаил Ермолаев, и многое из того, что пережили на Новой Земле зимовщики, вошло затем в известный целым поколениям наших зрителей фильм «Семеро смелых» (М. М. Ермолаев был одним из консультантов этой картины режиссера С. А. Герасимова). В строительстве полярной станции в Русской Гавани участвовал тринадцатилетний Володя Самойлович, сын Рудольфа Лазаревича. Его труд на Новой Земле заслужил высшую оценку — на географической карте появилась губа Володькина!

Пять новоземельских экспедиций Института Севера собрали богатейший научный урожай. Добытые на архипелаге материалы даже в наши дни продолжают привлекать внимание специалистов-полярников. Но необходимо иметь в виду: собрать сведения, отнаблюдать — лишь часть дела. Главное — поскорее обработать горы цифр, вычертить графики, составить таблицы, чтобы потом осмыслить свершенное и сделать выводы из полученной информации. Все результаты полевых наблюдений на Новой Земле были тогда же, в конце 20-х годов, обработаны, суммированы и изданы с комментариями и резюме на английском либо немецком языке. А вслед за этими первичными публикациями стали появляться обобщающие теоретические работы, толстые тома «Трудов» Севэкспедиции и Института Севера.

Экспедиции 20-х годов уже тогда были по заслугам высоко оценены Высшим советом народного хозяйства, отметившим «выдающуюся энергию и настойчивость в достижении намеченной цели» участников плаваний на Новую Землю.

Наступил 1928 год, и события, разыгравшиеся летом того года в другом районе Северного Ледовитого океана, прославили имя Рудольфа Лазаревича Самойловича, оттеснив и Шпицберген, и Новую Землю, и все, что было прежде.

«Вернуть человека к жизни…»

Тот знаменательный во многих отношениях год оказался в общем-то случайным в судьбе директора Института Севера, однако все случайное приобрело в 1928 году строжайшие закономерности. Катастрофа дирижабля «Италия» стала как бы своеобразным катализатором, заметно убыстрившим освоение Арктики советскими полярниками, а Рудольфу Лазаревичу Самойловичу была уготована в событиях тех дней и всех последующих лет особая роль.

Вероятно, не произойди в мае 1928 года трагедии, всколыхнувшей весь мир, профессор Самойлович (он уже успел получить к тому времени ученое звание) по-прежнему продолжал бы изыскания в Ледовитом океане. Выходил бы в его моря, исследовал бы его берега, открывал новые полярные станции на дальних островах, том за томом выпускал бы содержательные «Труды» своего института… Но гибель итальянского дирижабля внезапно потребовала от него и его коллег немедленной реакции и полнейшей отдачи — всего того, что они знали и умели, их полярного опыта, сил, нервов. И может быть, даже собственной жизни во имя спасения других.

Грозящую «Италии» смертельную опасность Самойлович сумел усмотреть еще… до вылета дирижабля в Арктику! В марте 1928 года, находясь в командировке в Германии, он познакомился с Умберто Нобиле, и честолюбивые намерения молодого генерала, его недостаточно продуманные планы высадить научный «десант» в Центральной Арктике не могли не насторожить осмотрительного Рудольфа Лазаревича. Тогда же, из Берлина, он написал о своих тревогах в Ленинград, предупреждая компетентные научные органы о возможной аварии итальянского воздушного корабля, о том, что Нобиле будет трудно снять со льдов своих людей. Вернувшись на родину, Самойлович сделал все, чтобы зимовщики и экспедиции, работавшие в северных районах Таймыра и на Новосибирских островах, могли, если потребуется, немедленно начать поиски терпящих бедствие спутников Нобиле. А те пока только готовились к вылету на Север!

В конце мая, когда дирижабль уже побывал в воздушном пространстве над Северным полюсом, связь с ним внезапно оборвалась. На третий день в Отделе научных учреждений при Совнаркоме СССР появился план организации поисков. В основе плана профессора Самойловича лежало предложение направить в район катастрофы несколько ледокольных и обычных пароходов, а также один мощный ледокол. 3 июня 1928 года молодой советский радиолюбитель из северного селения Вознесенье-Вохма Николай Шмидт поймал радиосигнал из «Красной палатки» Нобиле, а 11 июня созданный при ОСОАВИАХИМе Комитет помощи дирижаблю «Италия» послал на спасение бедствующей экспедиции три партии спасателей на «Малыгине», «Седове» и «Персее». И четвертую — на ледоколе «Красин» во главе с профессором Самойловичем.