Вся правда во мне - [13]

Он понюхал воздух как голодный медведь и повернулся на звук.

– Ах! – Он услышал звук, которого так долго ждал, звук, как стрелка компаса для воина, которая всегда показывает на север.

Я тронула его руку и показала пальцем в направлении стрельбы.

Он покачал головой.

– Это не имеет ко мне никакого отношения. Лукас давно вырос и стал мужчиной. Он может сам за себя постоять.

Жестокость в его глазах лишь подтвердила его слова.

LXXVI

Какой же нужно быть дрянью, чтобы наплевать на собственного сына?

Он не пойдет. Ради тебя – нет. Ни из-за мести, ни из желания поохотиться.

Не могу сказать, что я ожидала чего-то другого.

Но я зашла слишком далеко, стоит ли мне продолжать? Я своими руками зажигаю костер, в котором сгорю как та французская девушка.

Два года, с тех пор как я вернулась, я наблюдала, как ты каждое утро открываешь дверь, как в твое горло льется холодная вода, слышала шорох листьев под твоими ногами, видела руки, направляющие плуг. Неужели все твои труды, вся жизнь прошли зря? Вся красота, которой ты украсил мою жизнь, так и останется неоплаченной.

Я схватила его за полу куртки.

– Иди, – сказала я ясно, – помохи Вукаху. Я буху с хобой.

Он повернул ко мне свое лицо, потер подбородок и оглядел меня с ног до головы.

– Если я выиграю для Лукаса его маленькую войну, ты останешься со мной?

Я не могла сглотнуть и лишь кивнула.

– В каком качестве?

Зачем он спрашивает?

Это слово у меня не очень получалось, но я его произносила сотни раз, когда думала о тебе.

Я прошептала его и сейчас.

– Повтори-ка снова, – потребовал он и, взяв меня за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. – В каком качестве ты здесь останешься?

– Жена, – выговорила я так, как смогла.

LXXVII

Его глаза загорелись. Он облизал губы.

– Обещаешь?

Я не ответила, тогда он кончиком пальца дотронулся до кончика рукоятки ножа.

– Те, кто не выполняет обещания, данные Эзре Уайтингу, обычно плохо кончают.

Я со страхом подумала о твоей маме, удалось ли ей найти счастье в любви?

– Это же касается и их семей.

Мама.

Что я наделала?

Я содрогнулась.

Но было поздно отступать. Поздно искать помощи в другом месте. Вот почему я пришла сюда.

Я кивнула и показала рукой на реку.

– Ихи!

Ухмыльнувшись, он стал торопливо собираться. Должна ли я себя чувствовать польщенной? Из-за угла хижины он вывел кобылу. Раньше ее тут не было. Она была серая в яблоко и очень красивая. Я не слышала, чтобы у кого-то в городе украли кобылу. Я ласково гладила ее по носу, пока он запрягал небольшую повозку. Как лошадь протиснется в щель, ведущую сюда?

Он исчез внутри хижины и вернулся с какими-то тюками и банками, упакованными в мешки, которые он перекинул через плечо. Он надел ремень с ножнами, котелком, кремнем и другими приспособлениями, назначения которых я не знала, но от этого не выглядевших менее зловещими. Он погрузил на повозку ящики с порохом и ружья. Внутри оставалось еще много, но повозка была уже под завязку полна.

Его движения стали стремительными, он чуть не дрожал от возбуждения. Меня качало от слабости и омерзения.

Он встал на пень, чтобы сесть в седло, и повернулся ко мне.

– Ты со мной?

LXXVIII

Выстрелы слышались в нескольких милях от нас.

Он спасет тебя, если захочет. Если ты еще жив.

Пусть это будет моей жертвой, моим костром. Я не слышала ангельских голосов, мне и твоего было достаточно.

LXXIX

Я сидела перед ним, и его немытое тело прижималось ко мне. Я изо всех сил сдерживала рвотные позывы.

Он направил кобылу к единственному выходу из долины, который я знала. Мы пробирались на север сквозь заросли кустарника и деревьев к сланцевой стене. Я перестала дышать. Здесь не было никакого выхода. Возможно, какой-нибудь юноша, способный лазить по скалам, и смог бы его найти, но не животное. Но лошадь перешагивала с уступа на уступ, таща за собой маленькую дребезжащую тележку по едва видной тропе. От ужаса я закрыла глаза. Она оказалась проворней, чем коза.

Мы пустились рысью. Я открыла глаза. Вы вышли. Потрясающее животное!

До реки оставалось едва ли полмили, но каждую секунду мы рисковали опоздать. Издалека все еще были слышны звуки, они пугали меня, но не внушали надежды. Бой продолжался. Скорее всего, подоспело подкрепление. С каждым выстрелом я все яснее представляла себе битву, я видела лицо Даррелла, маму, пригибающуюся к земле и вытаскивающую раненого с поля боя. Боже мой, где бы ты ни был, пусть это будешь не ты.

LXXX

Вытащи меня из этого седла, избавь от сделки!

«Все, что угодно, только не это», – невольно повторяла я в такт шагам.

Нет. Я рада, что еду к месту боя. Мне нечего бояться, кроме возвращения.

LXXXI

У меня была еще одна подруга, дочь кожевенника, Эбигейл Паулинг. Спокойная девочка, похожая на меня. Мы часто играли с ней в куклы. Однажды я даже сшила на ее куклу платье и шляпку.

Вернувшись домой, я захотела ее увидеть. Я думала, она простит мне мое мычание и попытается меня понять ради нашей прошлой дружбы.

Я нашла ее на пастбище, она приглядывала за овцами. Мы долго оглядывали друг друга, удивляясь, как сильно годы нас изменили. Она поправилась и округлилась, но ее глаза не желали меня узнавать.

Я, как умела, назвала ее по имени, она в ужасе отпрянула.