Пенн Дитон в свои тринадцать выглядел года на три моложе. Тощие ручки, хилые ножки… Он был самым мелким в нашей четверке и на занятиях по физкультуре вечно плелся в хвосте, если вообще успевал. Ему больше нравилось наблюдать за птицами в телескоп, подаренный дедом на Рождество два года назад, чем гонять мяч.
Я ничего не смыслила в этих птичьих делах и даже ради спасения собственной жизни не сумела бы отличить северного пересмешника от любой другой птахи, но покорно сидела с Пенном в домике на дереве, затерянном в лесных зарослях позади его дома, забросив в угол рюкзак. Мои ноги болтались в воздухе. Один из шлепанцев уже упал на землю, другой балансировал на кончиках пальцев. Спуск казался пугающе крутым, и последствия падения оказались бы большей катастрофой, чем просто перелом нескольких костей. Меня всегда удивляло, что Пенн, боявшийся высоты, забирался сюда, но я догадывалась, что любовь к птицам пересиливала страх.
Я могла бы заняться и чем-то другим вместо того, чтобы сидеть здесь и ждать, пока Пенн увидит то, что он хотел увидеть, прежде чем мы отправимся к Гэвину. Скажем, бегом. Я обожала бегать. Мне нравилось чувствовать, как напрягаются и расслабляются мышцы, как начинают пылать легкие, когда упругие подошвы кроссовок отталкиваются от асфальта, придавая ногам ускорение. В старших классах я собиралась вступить в школьную команду по кроссу и легкой атлетике.
Конечно, я могла и одна свалить к Гэвину. Его не выпускали гулять после школы в наказание за фейерверк, устроенный в минувшие выходные, когда парень нашел в родительском гараже бутылочные ракеты, и все указывало на то, что домашний арест продлится еще миллиард лет. Хорошо хоть у Гэвина не отняли новую игровую приставку, и нам не запрещали приходить в гости. Дженсен наверняка уже торчал там в ожидании нас с Пенном. Ему не хватало терпения часами наблюдать за птицами, сидя на дереве. Дженсен всегда был первым в спортзале, и от игры в мяч его мог отвлечь только джойстик в руках.
Никто из наших родителей не пытался разлучить нас четверых, даже если мы здорово хулиганили. Еще с начальной школы мы всегда находили способ воссоединиться. Моя бабуля называла нас «четверо из одного стручка», и пусть я находила эту присказку странной, но мы оставались маленькой бандой, друзья – не разлей вода.
Впрочем, в последнее время… кое-что начало меняться, и я никак не могла понять, почему.
Гэвин охладел к домику на дереве, а иногда без причин заливался румянцем и вообще вел себя странно. В школе, да и после уроков одноклассники крутились возле Дженсена, особенно девчонки.
Я закусила губу, когда сердце ухнуло вниз, как чуть раньше – шлепанец.
Моя мама сказала, что Дженсен растет, как сорняк, и он действительно возвышался над нами тремя. Я так вообще перестала расти. Скользнув взглядом по футболке, я вздохнула. Спереди все осталось, как и в прошлом году, и в позапрошлом, и в позапозапрошлом. Все такая же доска. И если я убирала волосы под кепку, меня по-прежнему принимали за мальчишку. Все шло к тому, что мне не видать сисек, как у моих одноклассниц, и это означало, что для Дженсена я так и останусь девчонкой, которая сойдет за мальчишку из его тусовки.
Черт.
Даже не знаю, почему меня это волновало и так хотелось, чтобы он проснулся завтра и понял, что на самом деле я – девушка. Глупость какая, решила я, ковыряя ноготь, а не подгрызая его – по привычке, от которой меня тщетно пыталась отучить мама. В конце концов, стоит ли париться из-за того, что я останусь такой, какая есть. Пенну было тоже все равно, хотя с каждым месяцем ему все тяжелее приходилось в школе. Но для меня он оставался все тем же Пенном, и я еще больше любила его за это.
– Вон там! – взволнованно прошептал Пенн.
Подняв голову, я нахмурилась, вглядываясь в дерево, на которое он нацелил трубу телескопа. Мне не сразу удалось различить птицу с черно-белыми крыльями и красным пятном на грудке.
Я вздрогнула, когда птица спрыгнула на нижнюю ветку, сотрясая листья.
– Мне эти пернатые по барабану.
Пенн взглянул на меня сверху вниз, вцепившись в серебристый корпус телескопа. Его темно-карие глаза возбужденно мерцали.
– Почему? Они же такие красивые.
– Не знаю. – Я подтянула к себе ногу, снимая одинокий шлепанец. Птица вспорхнула и юркнула в зеленую крону, где и затаилась. – Ей как будто перерезали горло, и она залилась кровью.
У друга отвисла челюсть.
– Фу… гадость какая.
– Так и есть, – хихикнула я.
– Никогда не задумывался об этом, глядя на них. Хм. – Он снова прильнул к окуляру, и я проглотила вздох. Похоже, к Гэвину мы попадем не скоро. – Это мои любимые особи.
Мне ли не знать. Пенн всегда питал слабость к кардиналам.
