Вся моя жизнь - [189]

Я вызываю в памяти общую картину жизни с Тедом и поражаюсь тому, как же я была счастлива почти все десять лет, как с каждым годом становилась сильнее и увереннее в себе. Отчасти я обязана этим собственным усилиям в борьбе с собой, а отчасти тому, что я, безусловно, оказывала на Теда важное и позитивное влияние. Но наряду с этим в самых интимных моментах нашего романа, закрытых для чужих взглядов, я по-прежнему оставалась глуха к сигналам своей плоти, которые свидетельствовали о моем неприятии многих обидных для меня его поступков и о том, на что я готова была идти ради него даже с ущербом для себя. Я напивалась до бесчувствия и давила свои чувства, лишь бы Теду было хорошо. Я подстраивалась под его нужды, хотя он не всегда этого требовал, – просто из опасения потерять его любовь. Мне казалось, что после развода с Вадимом я излечилась от “болезни угодливости”. Когда же настал конец браку с Тедом, я снова решила, что больше этого не повторится. Но погребение себя, предательство по отношению к себе стало неотъемлемой составляющей моего стиля поведения, и в каждом моем романе повторялась она и та же схема – я даже не замечала этого и убеждала себя, что всё как-нибудь рассосется само собой. К тому же жизнь с Тедом была насыщена интересными делами и событиями, поэтому самоотречение давалось мне более или менее легко.

Я всячески старалась относиться с пониманием к его потребности заполнить пустоту переездами, различными мероприятиями, а также планированием переездов и мероприятий и всегда уступала этой его потребности. Я ведь не кисла дома, не зная, чем бы себя занять. В том, что касалось энергетических уровней, мы всегда хорошо гармонировали друг с другом. Я всё так же с удовольствием летала с одного его живописного ранчо на другое, мне всё так же нравилось чувствовать себя причастной к бурлившей вокруг яркой жизни. Я знала, что вместе мы способны на многое. Я всё еще ловила себя на том, что улыбаюсь, заслышав его шаги на пороге. Мы по-прежнему предавались умопомрачительному сексу, и я иногда таяла от наслаждения. Но наш жесткий график и постоянные перелеты начинали меня опустошать.

Только мы, бывало, приедем на ранчо в Небраске, поживем пару дней – и летим на другое. Всякий раз, когда мы прибывали на новое место, Тед целовал меня и говорил: “Добро пожаловать”. Я находила этот ритуал весьма милым. Видит Бог, я трудилась не покладая рук, чтобы создать домашний уют везде. Но чувствовала себя бездомной. Бездомная при двадцати домах – чушь какая-то. Когда я покупала сразу двадцать пар трусов, продавщицы предлагали завернуть их в подарочную упаковку, а мне было смешно. Это всё для меня, чтобы у меня везде было белье.

Мы оба находили удовольствие в резких перепадах нашего быта – мы меняли джинсы с резиновыми сапогами на смокинг и вечернее платье и обратно в течение одних суток. Но из-за этих скачков с одного полюса на другой мне некогда было пустить корни, о чем я всегда мечтала. Кроме того, мне не хватало времени на собственные интересы и заботы – на чтение, работу с подростками в Джорджии и, самое главное, на общение с моими детьми. Чтобы повидаться с ними, я должна была просить их о встрече где-нибудь по дороге. Я остро чувствовала их недовольство, и меня это задевало за живое, так как я понимала, что они правы, что я опять отрекаюсь от себя и от них ради замужества. Мне очень хотелось, чтобы Тед понял меня и помог мне. Он старался, но только при условии, что мои интересы не противоречат его интересам. Я знала, что следует делать, но мне не хватало решимости просто взять и сделать то, что следует. Я была не готова на искренние отношения с самой собой, если это подвергало риску мой брак.

Вы замечали, как нам раз за разом преподносят один и тот же урок, прежде чем мы достигнем точки перелома? Кольцо этих повторов сужается вокруг нас до тех пор, пока урок не будет усвоен. Урок усвоен. В этих словах кроется глубокий смысл, ибо до тех пор, пока я душой не восприму преподанный мне материал, не вплету его в ткань своего бытия, он не будет усвоен. Всё это так и осталось у меня в голове и никак не повлияло на мои поступки.

Мы прожили вместе восемь лет, шесть из них в законном браке. Губительный для наших отношений стиль поведения сохранялся и чуть ли не охранялся, как право поселенцев на занятое пространство. Если я возмущалась и лезла в бутылку, Тед разрывался на куски и вопил, что я его бросаю. Я научилась не спорить – просто молча ждать, пока он не спустит пар. Это было для него своего рода предохранительным клапаном. Несмотря на всё это, по шкале Теда (он всему давал количественную оценку) наша жизнь тянула примерно на шесть баллов – можно сказать, на “удовлетворительно”.

В довершение всех бед я почувствовала, что в моей жизни не хватает духовного начала, – это было бы только мое, так как Тед чурался любой метафизики. Меня вдруг стали занимать разные религиозные темы. Что есть Бог? Что именно “направляет” меня? Один консервативный христианин где-то на юге Джорджии спрашивал меня, спаслась ли я. Чувствуя его недружелюбный тон, я предпочла не вступать в беседу. Постаралась только дать ему понять, что считаю себя духовной личностью. Однако его вопрос запал мне в душу.