Вся моя жизнь - [150]

Пока шла служба, священник и его паства – то есть мужская ее часть – постоянно обменивались репликами. Женщины не проронили ни слова. Потом я спросила Люси об этом, и она ответила, что женщинам запрещено как-либо проявлять себя во время службы. Чуть подальше, добавила она, есть еще одна церковь, где люди пьют мышьяк и держат живых гремучих змей.

Я чувствовала, что это большая честь – пожить с этими людьми, узнать, как и чем они живут, между прочим, в конце 1984 года. Вероятно, примерно так же жили мои предки-пионеры. Мне было очень грустно думать, что через какие-нибудь несколько десятков лет всё это будет застроено и отдано на откуп “цивилизации”.

Глава 18 “На Золотом пруду”

Иногда надо очень внимательно посмотреть на человека и вспомнить, что он старается как может.

Этель Тейер. “На Золотом пруду”

“Вы мне не нравитесь!” – заявила Кэтрин Хепбёрн, ткнув пальцем прямо мне в лицо; от злости ее знаменитый голос вибрировал, а классически красивая голова, которая и в лучшие времена слегка тряслась, подрагивала, будто оживший вулкан. До сих пор я не встречалась с этой легендарной актрисой, и едва мы с Брюсом перешагнули порог ее дома на Сорок девятой улице, меня охватил ужас – из-за приговора второго после Бога судии, а также потому, что меньше чем через две недели Кэтрин Хепбёрн должна была прибыть в Нью-Гемпшир, чтобы вместе со мной и моим отцом репетировать сценарий ленты “На Золотом пруду”.

У нее вызывала критику финансовая сторона дела. Ни одна американская киностудия не верила, что публику заинтересует история о двух стариках и мальчишке. А главное, у папы было больное сердце, поэтому мы не могли застраховать производство фильма. Мы полагались только на себя, притом что работали за гораздо меньшие гонорары, чем обычно, и без Кэтрин Хепбёрн наш проект провалился бы.

Не могу точно сказать, за что она так разозлилась на меня. Это не могло быть связано с моей политической деятельностью, так как она славилась либеральными взглядами. Возможно, причина ее агрессии крылась в том, что я не явилась на ее первую встречу с моим отцом, а предпочла уехать с Долли. Хепбёрн и Фонда сыграли множество ролей и имели общих знакомых, однако до сих пор лично не встречались, а мне не пришло в голову, что я должна присутствовать при беседе двух кинозвезд первой величины, даже если продюсирует фильм моя компания. Хорошо это или плохо, но за четверть века в этой профессии мне самой ни разу не показалось, что меня мало ценят. Ни за что не подумала бы, что Кэтрин Хепбёрн расценит мое отсутствие на их встрече как знак недостаточного уважения к ней.

Надо было учесть и другое обстоятельство – семидесятитрехлетняя мисс Хепбёрн, играя в теннис, вывихнула плечо и порвала сухожилие. Мы приехали, чтобы узнать, сможет ли она приступить к съемкам по графику.

Не дав мне опомниться от “вы мне не нравитесь”, она добавила не допускающим возражений тоном аристократки из Новой Англии: “Боюсь, Джейн, я не найду в себе сил работать с вами. Едва ли мое плечо заживет к нужному сроку, а в некоторых эпизодах мне предстоит таскать дрова и сталкивать в воду каноэ. Так что лучше вам не тратить время зря и пригласить на роль Джеральдин Пейдж или кого-нибудь еще”. Это напомнило мне мой разговор с Аланом Пакулой перед тем, как я начала сниматься в “Клюте”.

Потом она вдруг переключилась на титры – кто за кем должен следовать. Мне полегчало: стало быть, она не исключает возможности сниматься, однако я не могла взять в толк, почему это ее беспокоит. Я-то полагала, что сначала пойдут ее и папино имена, а затем мое, как актрисы второго плана. И тут до меня дошло. Она подозревала, что я захочу поставить свое имя выше. Боже святый! Никогда в жизни я не стала бы конкурировать с Кэтрин Хепбёрн или требовать каких-то преференций лишь потому, что я – продюсер этого фильма! Я никогда не придавала значения ни титрам, ни прочим внешним показателям рейтинга – надо делать свое дело, а зритель пусть смотрит, так я считаю. Но, может быть, звезды первой величины отличаются от обычных кинозвезд именно своей конкурентоспособностью. Я, как и мой папа, всегда чувствовала себя более комфортно в эгалитарном обществе и вечно забывала, что кто-то может думать иначе. Я поняла, что Хепбёрн просто закинула удочку – хотела убедиться в том, что я знаю свое место… а если нет, она поставила бы меня на него.

Осознав это, я поняла, насколько она ранима. Да, она – легенда. А я – молодая актриса, которая на сегодняшний день в силу своей молодости способна обеспечить более высокие кассовые сборы, к тому же у меня всего на один “Оскар” меньше, чем у нее, – как вскоре выяснилось, ее это волновало. Она привыкла командовать, но этот фильм снимала моя продюсерская компания ради моего отца, и рулила я. Более того, я не учла, что она должна сама одобрить проект. Теперь, да еще с травмой, она могла подумать, что я хочу ее вытеснить. Я быстро сообразила, что своим резким выпадом – Вы мне не нравитесь! – Хепбёрн инстинктивно хотела заставить меня обороняться, а заявив, что она не планирует сниматься, пошла в атаку, чтобы выйти из игры раньше, чем я успею ее выдавить, и оценить свое положение в условиях неустойчивого равновесия между силой и правилами вежливости. Как только я поняла, что происходит, мне стало проще установить с ней контакт.